Неизбежный финал

— Косте, поспеши-ка ты на пост… Менее чем через час колонна Герштенберга будет на мосту. — Он подходит ко мне, дружески обнимает и говорит растроганным голосом: — Оставайся Отважным, Косте! А сейчас свяжись поскорее с Зигфридом. Очень важно, чтобы ты успел передать ему информацию о том, что интересующие его орудия отбыли в неизвестном направлении.

Несколько минут спустя я уже сижу в машине рядом с Георге Брагой. Усталости как не бывало.

А теперь что? Могу и я, как Цезарь, воскликнуть: «Жребий брошен!» Грета, передав мое сообщение, ждет ответа Зигфрида. Она стоит, склонившись над аппаратом, закрыв глаза и опираясь локтями на стол, сломленная усталостью. Глядя на нее, я даже испытываю к ней жалость. Черты лица ее расплылись и исказились. Исчезла ее кокетливость, уступив место небрежности, которую женщины обычно скрывают от мужских глаз.

Я курю и думаю о том, что судьба шпионки Греты Делиус предрешена независимо от того, какие еще задания я получу от ее шефа. А ведь всего несколько часов назад я и понятия не имел, что в Бухаресте живет семья Делиус. Если бы не мой револьвер, супруги Делиус уже были бы далеко от Бухареста и от опасностей.

Надо бы раскрыть окно, посмотреть на улицу. Странно! Мне не хочется будить Грету, которая погрузилась в сон, такой краткий в военное время.

Сигнал Зигфрида. Грета моментально просыпается, открывает глаза. Распрямляет спину, инстинктивно встряхивает длинными светлыми волосами и бросает взгляд на меня. Переходит на прием, и писк морзянки заполняет комнату.

Я напрягаю внимание, но ничего не могу понять в этих закодированных звуках. Гашу папиросу и подхожу к столу в каком-то смутном беспокойстве: диалог на расстоянии затягивается. Пробую по ее лицу понять, в чем дело. Напрасно! Ни один мускул на нем не дрогнет. Остается ждать. Часы показывают пять семнадцать. Окно, что ли, открыть?.. Пусть в комнате будет дневной свет. Однако окно не открывается.

Звуки морзянки наконец прекращаются, и снова наступает тишина.

— Зигфрид приказывает тебе срочно вернуться в «Вальдлагерь». Если сможешь, то постарайся успеть туда до шести.

— И это все? — Я расстроен.

— Да, все. — Она поднимает на меня усталые глаза.

— Хорошо, Грета, — перехожу я на задушевный тон, — но все же ты слишком долго переговаривалась с Зигфридом.

Радистка отвечает не сразу. Губы ее нервно подрагивают. Она смотрит на меня как-то снизу, исподлобья и вдруг решается:

— Я доложила Зигфриду о предательстве Иоганна и о твоем решении застрелить его.

Я понимаю, что было бы глупо с моей стороны предполагать, что Грета меня обманывает.

— Прошу тебя, прости. Ты был великодушен, предложив мне шанс дать моему начальству другое объяснение, — оправдывается она, — но я не могу лгать.

— И что Зигфрид?

— Он сказал мне: «Грольман поступил правильно. И я бы на его месте поступил так же». Ты должен ехать. Пароль для проезда через наши контрольные пункты: «Каждому свое». Понял?

Повторяю пароль. Грета добавляет:

— Этот пароль действителен до десяти утра.

— А ты, Грета?

— Остаюсь при аппарате до новых указаний.

— Тогда до свидания.

— Подожди!

Я останавливаюсь у дверей. Грета исчезает на несколько минут и возвращается с бутербродом в руке. Я беру его, потому что запах ветчины напоминает мне о том, что я голоден.

— Будь осторожна, Грета! — советую я ей на прощание и выхожу.

— Не забудь чемодан! — напоминает она вдогонку.

На улице я несколько минут стою на месте возле ворот. Жду, чтобы меня заметили. Условным знаком служит открытое окно в одном из двухэтажных домов на площади Виктории при пересечении ее Севастопольской улицей. Где-то тут неподалеку должно стоять мое «персональное» такси. Трамваи ходят своими обычными маршрутами, время от времени утренняя тишина прерывается выстрелами. Наконец окно открывается: Дума высовывает остриженную наголо голову и сразу же поспешно захлопывает окно. Я быстро иду через дорогу к дому. Навстречу мне выходит сержант и лихорадочно спрашивает:

— Что случилось?

— Нужно срочно поговорить с капитаном. Где водитель?

— А где ему быть?! — смеется сержант и ведет меня на второй этаж. — Он привязался к еврейскому кладбищу на Севастопольской. Говорит, что это самое тихое и спокойное в мире место.

Квартира, в которую меня ведет Дума, была предоставлена нам по просьбе нашего генерала семьей одного университетского профессора. Я попадаю прямо в библиотеку хозяина дома, который занимает теперь с женой оставшиеся две комнаты. Здесь установлен телефон. Торопливо набираю номер. Занято. Что ж, подожду. От нечего делать обвожу взглядом комнату. Никогда не видел в квартире столько книг… Книги повсюду… Они штабелями лежат даже на письменном столе профессора. Здесь профессор работал в тишине. Теперь война вошла и в этот дом.

Снова набираю номер. На этот раз отвечает капитан Деметриад:

— Слушаю, лейтенант, докладывай!

Описываю ситуацию, возникшую после приказа Зигфрида.

— А как ты себя чувствуешь? — интересуется мой начальник. — Еще держишься на ногах?

— Да пока держусь, господин капитан!