Неизбежный финал

— А для чего они построили баррикаду на мосту?

— Румыны больше всего любят спокойно спать!

Ни Грета, ни я не смеемся. Всю остальную дорогу едем в молчании, как по негласному обоюдному соглашению. Не сомневаюсь, что она, так же как и я, лихорадочно размышляет. Каждый из нас понимает опасность положения. Непредвиденный случай может изменить или сломать нашу судьбу в одно мгновение.

Неожиданно Грета убавляет скорость и показывает мне:

— Смотри!.. Артиллерия!..

Оставляем позади «Буфет». До площади Виктории метров сто.

— Стой! — говорю я.

Грета, видно, опытный водитель — она тормозит, прижимаясь к правой стороне, к самой кромке тротуара. Она права. Недалеко от трамвайной линии на площади приткнулись три противотанковых орудия. Тут же усталым солдатским сном спят артиллеристы… Только один часовой с винтовкой на плече ходит взад-вперед…

— Спасибо, Грета. Я остаюсь здесь. Ты поезжай дальше. Если велят остановиться, ни за что не слушайся. Поставь машину в гараж и сиди дома. Зигфрида не вызывай, пока я не вернусь. Я должен лично проверить, что это за орудия и зачем они здесь. Поняла?

Я говорю это веско, обеспокоенно, с ноткой тревоги. Грета принимает мое беспокойство всерьез. Выхожу из машины, и мне вслед несется голос радистки:

— Будь осторожен, лейтенант Грольман.

— Давай вперед, Грета, не меньше восьмидесяти в час.

«Опель» срывается с места. Смотрю, как он удаляется по Каля Викторией, а потом не спеша направляюсь к орудиям. Прохожу возле них, думая о капитане Деметриаде: мой начальник не только проницателен и оперативен, но и обладает воображением. По его приказу на нашем пути срочно возникла эта противотанковая артиллерия. Ее заметила Грета, и я тоже «заметил». Этот спектакль настраивает меня на уверенность в успехе моих будущих действий. С начальником, который так умно прикрывает тылы, всегда можно чувствовать себя уверенно. Офицер разведки и в теории и на практике должен иметь веру в того человека, который руководит операцией, в его способность вовремя принять нужные меры. О появлении этих трех противотанковых пушек будет непременно доложено полковнику Руди. Информация тем более верная, что их видела и вдова Иоганна Делиуса.

Двадцать минут спустя Грета по моему приказу передает Зигфриду:

«В районе моста ситуация остается прежней: баррикады, не имеющие значения, на берегу, контролируемом румынами. Я без труда пересек насыпь железной дороги. Не обнаружил ни одного орудия. В тылу же, возле площади Виктории, остановились три противотанковых пушки на конной тяге. Румыны артиллеристы спали, один стоял на посту. Я вышел из машины и вступил в разговор с ними. Выяснил, что это противотанковая батарея 2-го кавалерийского полка. Они ждут приказа, который, по мнению румынского солдата, поступит только после восхода солнца. Настроение солдат небоевое, мирное. Распространился слух, что после атаки румын на немецкие военные объекты, расположенные в Бухаресте, наши части покинут территорию Румынии».

Грета заканчивает передачу и ждет у аппарата. Она подурнела от усталости, страха, от тяжелых мыслей. Светлые шелковистые волосы в беспорядке спадают на плечи. В могильном молчании проходит минут пятнадцать, от Зигфрида поступает новое сообщение: «Вальдлагерь» благодарит меня и фрау Делиус. После этих благодарностей, наполняющих мою грудь «гордостью за великую Германию», Зигфрид предлагает мне следующее задание. «Поскольку квартира Делиуса находится очень близко от площади Виктории, будьте любезны, лейтенант, — просит меня Руди, — сбегайте к этим трем орудиям и посмотрите своими глазами, стоят ли они еще на том же месте. Если да, то оставайтесь возле них, пока они не двинутся, а потом сразу же передайте в Отопени, в каком направлении они следуют».

— Прошу тебя, Грета, ответь Зигфриду: «К выполнению задания приступаю немедленно».

Грета удовлетворяет мою просьбу. Она забывает о лице, подурневшем от усталости, и поворачивается ко мне. В ее глазах я, несомненно, выгляжу героем.

— Не хочешь вначале выпить кофе?

— Нет, спасибо, Грета… Советую тебе никому не открывать дверь, — говорю я покровительственно.

И вот я, к своей радости, снова на улице. Отхожу метров на двадцать от дома Делиуса, чтобы меня не было видно из окна. Слышу за собой шаги, оборачиваюсь: это сержант Дума идет следом за мной.

— Какие новости, господин лейтенант? — интересуется он обеспокоенно.

— Сообщи капитану Деметриаду, что Зигфрид послал меня посмотреть, что будет с этими тремя орудиями. Что прикажет капитан: потянуть время, болтаясь на площади, или явиться в штаб?

— Может быть, лучше вам самому подскочить туда на машине?

— А где машина?

— За углом, на Севастопольской. Шофер в отчаянии, он умирает от тоски по одному немецкому лейтенанту, не помню, как его зовут.

— Пришли-ка его мне! — радостно восклицаю я. — И, ради бога, не спускайте глаз с ворот. Пресекайте любую попытку этой женщины покинуть дом, пешком или в машине! Остановите ее без колебаний.