Неизданные записки Великого князя (СИ)

Грандиозное зрелище открылось мне сверху. У пристани было пришвартовано два чудовищных (чудовищно уродливых, если сказать точно) сооружения, позади которых торчали буксиры. Мастеровые застилали палубу рельсами, на пристани кран переносил 6-дюймовку Канэ на первый монитор. Машинально я посмотрел на ватерлинию — вроде еще запас есть…

Орудийная площадка была обложена теми же рельсами, рядом из рельсов и мешков с песком сделано что-то вроде боевой рубки управления огнем.

Я удивился, как быстро идет строительство. Видимо дополнительные деньги мастеровым стимулируют их лучше, чем грозные окрики с угрозой наказания. Смета была не превышена, даже была некоторая экономия. Я сказал, что в случае выполнения заказа досрочно с надлежащим качеством без перерасхода сметы всех ждет премия в двойном окладе. Попросил приготовить мне бухгалтерскую отчетность по выполненным работам. Потом пошли смотреть мониторы. Они были почти готовы. Площадки под орудия были проклепаны, железо не ржавое. Вдоль бортов лежали мешки с песком — Евгений Семенович сказал, что поскольку он не уверен, хватит ли рельсов для бронирования борта и не сядет ли баржа ниже ватерлинии. Совершенно успокоенный, я отправился к экипажам. И вот там меня ждало разочарование. Никто меня не ждал, какие-то странные личности шныряли в казарме. Я пошел к командиру флотилии, он не ожидал меня увидеть и, похоже, был просто пьян. Я не стал шуметь и сказал: даю вам два дня. Если экипажи не будут в строю, я вас лично расстреляю как саботажника, властью данной мне Глакомом. Понятно, я встряхнул его за ворот. Дерьмо! Потом отправился к начштаба — он же капитан второго "дредноута", весть о моем появлении уже разнеслась. Я ногой открыл дверь, вытащил наган, данный мне еще Задорожным в ту памятную ночь, подошел к дрожащему очкарику-кэптену[93]

и сунув дуло ему под нос, тихо сказал:

— Если через два дня буксиры не будут полностью укомплектованы надежной командой, снабжены топливом и готовы к учениям, я тебя расстреляю за саботаж сразу после твоего пьяницы-командира.

По моему, он обделался, потому что пошел мерзкий запах.

В самых гнусных чувствах я вернулся на мониторы.

— Такого бардака на военном флоте я не видел — сказал я Евгению Семеновичу, — им адмирал приказал, о подвигах им говорил, а они…

— Господин адмирал, — ответил инженер, — они думали, что вы просто больше не приедите. За два года они перевидали кучу агитаторов — и Керенского и КОМУЧа и большевиков с анархистами и ВСЮР и черт знает кого. Эти комиссары приходили и уходили, и все оставалось по-прежнему. Флот тихо гнил, имущество разворовывалось и продавалось, Волга впадала в Каспийское море[94].

Я поехал в местную комендатуру и там навел шороху. Наганом не грозил, но узнал, где находится местная контрразведка. Взял комендантский взвод и на авто поехал на аэродром. Серджио с револьвером нес службу. Я оставил у аэроплана двух часовых, аппарат накрыли брезентом, припугнули солдат бомбами, чтобы не курили, потом вернулись в комендатуру и оставили запись о приеме под охрану аэроплана Ансальдо в количестве одна штука. Потом поехали в гостиницу. Для города, оставленного большевиками три недели назад, она выглядела просто замечательно. Заказали в ресторане ухи и растегаев с икрой. Серджио впервые в жизни пробовал "кавьяр", ему как то с непривычки непонятно было, за что люди платят сумасшедшие деньги за эту гадость из брюха рыбы. Хотя растегайчики были так себе, немудрено, что ему не понравились, и ушица жиденькая с микроскопическим кусочком рыбы. Пока ели, прибежал вновь назначенный градоначальник. Ему доложили, что на аэроплане прилетел Великий князь и адмирал с личным пилотом-адъютантом. Градоначальник, увидев, что мы едим, дико заорал на официанта и потребовал метрдотеля и хозяина ресторана, а заодно и гостиницы. Наорав на них и вытерев со лба пот платком, он сказал, что сейчас все поправят. И тут как на скатерти-самобранке — все переменилось, появилось шампанское в ведерке со льдом. Градоначальник говорил, что ему лестно принимать в своем городе столь высокопоставленную особу и просил не гневаться на дураков. Мы — его гости и нам будет оказан наилучший прием. Пока он говорил, принесли хрустальную вазу с персиками и виноградом (привозят морем из-за Каспия), свежайшая заливная осетрина, еще раз белужья уха, но по особому рецепту, с водкой. Икры приволокли целую серебряную бадейку (а вот я соскучился, года три точно не видел этого деликатеса, люблю, грешен). А градоначальник все говорил и говорил сладчайшие слова. Наконец он сделал паузу, я его поблагодарил. И он откланялся, еще раз сказав, что мы его гости и обидим, если сделаем хоть попытку за что-то расплатиться. Я посмотрел на Серджио: он улыбался и сказал, что теперь понял, как хорошо было быть Великим князем.