Этих слов я тоже не помню, но обычно всем так говорил, когда выпрашивал выпивку. И Вера достала что-то импортное, в нарядной бутылке, я выпил. Тут пришел ее муж. Я говорил с ним по-хамски, заявил, что люблю его жену – и всегда буду любить. Потом провал, потом вижу себя в прихожей у вешалки, муж меня встряхивает и одевает, но не бьет. Потом я долго сидел на лестнице в подъезде. Кажется, поспал. Потом где-то шел, а потом как-то оказался дома, где и заснул…
– Да, Вера, это был не просто случай. Но теперь все, твердо решил завязать. Лечусь.
– Это правильно. Ты такой умный, талантливый. Чем сейчас занимаешься?
– Неважно. А знаешь, почему я спился? – я взял ее руку.
Не ту, которой она вертела ложечку, та рука казалась чужой и неприступной, деловитой и даже какой-то официальной, я взял другую, которая просто лежала на столе – по-домашнему, беззащитная.
Вера опустила голову.
Я понимал, что все это бессмысленно, что она не хочет слушать, а мне не надо говорить. Но не мог удержаться.
– Если бы мы жили с тобой. То есть… Ну, ты понимаешь. Тогда все было бы по-другому.
– Витя, ты замечательный…
– Не продолжай. Я понял.
– Знаешь, честно скажу, если бы ты пришел год назад, я бы, наверно, не так все восприняла. Было такое состояние… Я даже жалела, что ты пропал.
– Могла бы найти.
– Постеснялась. Но что теперь говорить… Сейчас мне не до этого. Очень сложный период. И с мужем, и с работой… И дочь непростая растет.
Она высвободила руку.
Я понимал, что самое лучшее – сейчас же уйти.
Вместо этого попросил еще чаю.
Молча ждал, когда вскипит чайник, когда она нальет, придвинет вазочку с вареньем.
И сказал:
– Наверно, я тебе надоел со своими признаниями. Хочешь отвязаться? Давай я у тебя останусь – не бойся, только на эту ночь. И все. И у меня сразу все пройдет. Гарантирую.
– Я так не могу. Это чистая физиология.
– Это милосердие. С твоей стороны.
– Не понимаю. То есть это не любовь, а ты просто меня хочешь, что ли?
– Надеюсь, что так.
– Нет, Витя. Не согласна.
Я не ожидал другого ответа.
Я сделал все, чтобы она отказала.
И скомкано, неуклюже, глядя в сторону, начал вдруг рассказывать о том, что сейчас делаю, и Вера, только что невыносимо близкая, стала невыносимо далекой. Терпеливой комсомольской работницей, выслушивающей запутавшегося комсомольца. Того и гляди скажет, что спасение лишь в верности коммунистическим идеалам.
Уже темнело, когда я шел по проспекту Кирова, который незадолго до этого стал пешеходным[61]
, обрядился желтыми круглыми фонарями и получил провинциальное прозвище «Саратовский Арбат». Как всегда, было много молодежи. Девушки агрессивно модные, в таких одеждах и прическах, будто все сплошь эстрадные певички, выпрыгнувшие из телевизора. Новое поколение выросло, думал я. Им восемнадцать-двадцать, на дюжину лет младше меня. А славно бы идти в обнимку с какой-нибудь бесхитростной красоткой, чувствуя себя тоже молодым и простым. С молодыми и простыми желаниями.У Дома Книги был винный подвальчик нового пошиба: никакого портвейна и никакой водки в чистом виде, только коктейли. Конечно, не дешевые. Слышалась музыка. Подземелье, музыка, выпивка – в этом была манящая веселая чертовщинка.
Но я бы удержался, если бы не девушка, стоявшая одиноко у перил. Симпатичная, стройная, странно, что одна. Я невольно замедлил шаги, девушка спокойно спросила:
– Не одолжите денег?
Раньше такого не водилось – чтобы девушки так легко просили денег у посторонних. Сейчас – сплошь и рядом. Ну, не сплошь и рядом, но часто. Раскрепощение произошло. Эмансипация. Но не сказать, чтобы мне это не нравилось. Вообще, заметил я, любые признаки снижения морального уровня в обществе нас тайно радуют, они оправдывают нашу собственною моральную невысокость или, наоборот, позволяют гордиться своим крепким нравственным духом.
– И сколько? – спросил я с улыбкой.
– А сколько не жалко.
– Может, проще, если я тебя угощу?
– Тоже вариант.
Я брошу, думал я, спускаясь с девушкой по крутой и длинной лестнице. Обязательно брошу. Я ведь твердо это решил. Я поехал в клинику. Я практически туда лег. И это надо отметить. Сегодня меня не занесет, но мне хочется хоть немного радости. Поболтать с красивой девушкой, чуть-чуть выпить. И вернуться в клинику. К утру из меня все выветрится.
Вскоре мы стояли у стойки, гремела музыка, клубился табачный дым, она что-то рассказывала о каких-то друзьях, которые ее в чем-то обманули. Я тоже что-то говорил. Мне стало хорошо, потом очень хорошо. Потом мы целовались в углу, я вжимал пальцы в ее хрупкие девичьи ребра и говорил:
– Пойдем куда-нибудь?
– Хорошо. Куда?
Ответа у меня не было.
Потом мы вышли и куда-то все-таки пошли. Она меня вела.