Неизвестность

Мы поехали в Энгельс. Дорога через мост троллейбусом, а потом автобусом заняла полтора часа. Паша жил в панельной новостройке на краю города, в конце Волжского проспекта. Я видел, что Тане все это не очень нравится, отвлекал ее разговорами. Погода была славная, и вид на Волгу, вдоль которой проходила дорога, открывался замечательный. Я указывал Тане на это, но она смотрела довольно хмуро. Возможно, чистота голубого неба и широкая гладь воды напоминали ей, что в ее жизни не все так чисто и гладко.

В дверь я звонил долго.

Наконец Паша открыл. Заспанный, мятый. В однокомнатной квартире голо и убого, раз и навсегда разложенный диван застелен каким-то скомканным тряпьем. Запах соответствующий.

Увидев Таню, Паша поклонился и широко повел рукой:

– Прошу!

Таня глянула на меня с недоумением, почти с испугом, сделала пару шагов и остановилась.

Паша выхватил бутылку у меня из руки, шмыгнул в кухню.

Я прошел за ним.

На столе немытые стаканы, банка с остатками консервов, пепельница, набитая окурками, полбуханки хлеба – видно, что не резали, а рвали руками. Паша налил себе три четверти стакана, подумал, добавил еще несколько капель.

– Для поправки хватит.

Выпил, не отрываясь, двигая кадыком, оторвал кусок хлеба, пожевал, выдохнул.

– Проходите, чего вы? – позвал он Таню, которая так и стояла в прихожей.

Таня прошла, огляделась. Паша взял табуретку, вытер ладонью, поставил перед нею. Она села.

Паша отошел к подоконнику, сел на него, закурил, весело осмотрел меня и Таню и спросил:

– Значит, это вы, прелестница, отдаете свою красоту этому бездарному уроду?

Таня встала.

– Витя, мне кажется, мы не вовремя.

– Сударыня, мадам, леди, вы что? – закричал Паша. – Вас Витя не предупредил? Я дурак, и шутки у меня дурацкие! Стиль такой, понимаете ли. Я травестирую обыденность! На самом деле ваш Виктор красавец и самый талантливый человек Саратова и Энгельса! После меня. Но нас нельзя сравнивать, я писатель, он – художник. Он вам давал почитать мою книгу?

– У вас уже вышла книга? – вежливо спросила Таня.

– Еще нет, но скоро. Витя, ты не давал? Ну, ты гад! Значит, Галина не знает, кто я?

– Это Таня, – сказал я.

– Почему?

– Потому что Галина – его жена, – сказала Таня, глядя в угол, где на полу лежал разрезанный арбуз, а над ним вились осы.

– Пардон, я опять дурак! Танечка, то, что вы видите, это не я! Это чудище пьяное, страшное, которое на подоконнике сидит, дешевую «Приму» курит, видите?

– Вижу.

– Это не я. Настоящий я – в книге. Но вы не читали. Сейчас.

Паша спрыгнул с подоконника, убежал.

– Пойдем, – сказала Таня.

– Он скоро уйдет. Мы столько ехали…

Паша вернулся с папкой. Раскрыл, листал.

– Вот. Этот. Нет, этот длинный. Этот. Да.

Он взял стопку листов, угнездился опять на подоконнике и объявил:

– «Курилка»! Это название.

– Паша… – сказал я.

– Он небольшой. Прочту и уйду. Десять минут.

Он начал читать рассказ. Рассказ был о его работе в редакции комсомольской газеты. В одном здании помещались и партийная газета, и еще какие-то редакции, и издательства. А курилка была общая – в полуподвальном помещении. Герой рассказа там сталкивался с девушкой, которая ему нравилась. Но он никак не мог с нею заговорить. Зато легче оказалось заговорить с ее серенькой подругой. В результате подруга решила, что он в нее влюбился. На вечеринке в честь праздника 8 Марта случилось непредвиденное. Это непредвиденное довело героя до женитьбы на подруге. Через год после этого та, в которую он был влюблен, призналась, что тоже была влюблена в него. Раскаявшийся герой бросает подругу, сходится с любимой. И вскоре понимает, что на самом деле именно подругу он по-настоящему полюбил, а с этой – так, увлечение. Финал рассказа был открытый. Герой идет по зимнему городу и размышляет, что и так плохо, и так нехорошо, а как правильно, никто не знает.

Читал Паша около часа.

Наградил себя почти полным стаканом за труды. В бутылке осталось меньше трети.

– Как вам? – спросил он Таню.

– Жизненно. Немного что-то напоминает. Довлатова.

– Ну конечно! Все теперь прочитали Довлатова, и всех с ним сравнивают! А я рассказывал тебе, Витя, как мы с ним однажды выпивали в Питере? Я моложе, конечно, и намного, но я рано начал, и он меня уважал. Мы выпивали, и Сережа сказал: Паша, мне до тебя – как до Китая пешком! Ты так пишешь, как я никогда не смогу. И что дальше? Он свалил, прославился за рубежом, а теперь его и тут вовсю уже печатают! Но никто не знает, что он мои рассказы читал еще до того, как писал свои! Понимаете мою мысль?

– Считаете, он у вас что-то украл? – спросила Таня.

– Впрямую – нет! Но он дух мой скопировал! Стилистику!