Неизвестные рассказы сыщиков Ивана Путилина, Михаила Чулицкого и Аркадия Кошко

Тут мне представилась картина в чисто восточном духе, и мне вспомнились вдруг коробки турецкого табаку, продававшиеся у нас в России, где на крышках изображались турки в пёстрых шёлковых шальварах, красных, загнутых кверху сафьяновых туфлях, в разноцветных чалмах, с длинными трубками, усыпанными бирюзой и янтарями. Нечто подобное увидел я и здесь: довольно большая, устланная восточными коврами комната, вдоль стен – широкие оттоманки, и на одной из них, скрестив ноги по-турецки, в ярком халате сидел наш турок с длиннейшей до полу трубкой; у ног его лежала молодая полуобнажённая женщина и костяной палочкой пошевеливала золу его трубки. Справа и слева от него на оттоманке восседали ещё две восточные красавицы. Очевидно, наш турок благодушествовал в своём собственном гареме. Вдруг он хлопнул в ладоши. Сидевшая слева от него женщина быстро вытащила из шальвар какой-то инструмент, похожий на нашу флейту, и, приложив его к губам, начала издавать невероятно унылые и однообразные звуки. Лежавшая у его ног баядерка не спеша встала, вышла на середину комнаты и лениво начала танец живота. Редкому европейцу выпадало на долю созерцать это восточное времяпрепровождение, так сказать, в подлиннике. А потому я, забыв о времени и месте, не отрываясь, глядел на это зрелище, как вдруг кто-то сильно ударил меня по затылку, чье-то тело тяжело навалилось на меня, и в один миг мои руки оказались скрученными за спиной. Я с ужасом узрел здоровеннейшего турка самого свирепого вида. Он, ни слова не говоря, схватил меня за шиворот, поднял на воздух и, подойдя к краю крыши, свесил меня вниз и разжал руки. Я слетел и упал во двор на ноги, к счастью, было не особенно высоко. Турок нагнал меня, сгрёб меня в охапку и, притащив в дом, бросил на пол в какой-то тёмной комнате. Связав мне ноги, он удалился. Меня охватил ужас. Что будет теперь со мной? Как спастись? Я остановился, наконец, на решении изобразить из себя голодного иностранца, тайно пробравшегося в дом в чаянии куска хлеба.

Вскоре дверь моей комнаты раскрылась, и в неё вошли преследуемый мною турок и связавший меня на крыше человек. Я немного понимаю по-турецки, а потому кое-что разобрал из их разговора.

Мой красивый турок, оказавшийся хозяином дома, проявлял свирепость и не раз хватался за корявый кинжал, очевидно, собираясь со мной покончить. Другой же, видимо, отговаривал его, принимая меня за простого воришку и рекомендуя иной способ воздействия. В конце концов, хозяин отдал ему какое-то приказание, и последний, взвалив меня на спину и вынеся во двор, сбросил в отдалённый угол не то в помойную яму, не то в какой-то грязный погреб, буркнув мне по-турецки: «лежи здесь, христианская собака».

Я остался один, тревожно ожидая, что будет со мной дальше. Не приходилось думать, чтобы эти молодцы обратились в полицию, – у них было слишком много оснований всячески её избегать. Тогда что же сделают они со мной?

Я терялся в догадках и предвидел самое худшее, как вдруг услышал неподалёку громкий шёпот: «Леонов, а Леонов». Я тихо ответил: «Я здесь, я здесь». Это Зайцев, видавший всю сцену, разыгравшуюся на крыше, пришёл ко мне на помощь. Он быстро перерезал связывавшие меня верёвки, мы выбрались со двора через лазейку, открытую Зайцевым, и быстро пошли к морю. С первым пароходом мы вернулись в Константинополь.

Прежде всего, надо было задержать главаря шайки, то есть всё того же высокого красивого турка. Но я желал арестовать не на дому, а где-либо в городе, для того чтобы не дать ему, с одной стороны, времени для уничтожения следов и доказательств его преступной деятельности, которые могли храниться в его обиталище, а с другой – найти при нём компрометирующий его товар. Чтобы бить наверняка, я решил усилить наблюдение за плохеньким кафе близ мечети Абдул-Гамида и произвести арест в момент передачи высоким турком фальшивых денег одному из сбытчиков.

Оповестив лейтенанта Кенеди о предстоящих арестах, я просил его помощи. Мои скромные кадры агентов были пополнены англичанами, и согласно выработанному плану слежка за всеми была усилена. Целые сутки я лично в обществе лейтенанта просидел в авиационном клубе, почти напротив наблюдаемого кафе, и лишь на вторые сутки наши люди дали нам знать, что в кафе появились два известных нам сбытчика. Надо было думать, что и высокий турок явится скоро. Едва мы с лейтенантом Кенеди вышли из клуба, как ожидаемый турок вошёл в кафе и, как всегда, быстро приблизился к столику сбытчиков. По данному нами сигналу все трое были немедленно арестованы и очутились в наручниках.

В Стамбуле в «Красном доме» – главном английском полицейском управлении – высокий турок, назвавшийся Ишим-Ханом, был доведён до сознания. Он долго и упорно отрицал очевидную вину и, лишь припугнутый немедленным арестом его любимых жен, наконец признался и назвал два адреса в Кадыкёй, где, по словам его, проживали двое граверов по камню, изготовлявшие ему поддельные кредитки.