Неизвестный Мао

Печаль, примостившаяся на моей подушке, каков твой образ?Ты волнуешься, как волны в реках и морях.

Как длинна ночь, как темно небо, когда же наступит рассвет?Беспокойный, я сидел, накинув одежду на плечи, в прохладе.Когда наконец рассвело, лишь зола осталась от сотен моих мыслей…

Не без помощи этих стихов Мао удалось уговорить Кайхуэй остаться на ночь. Стены были сделаны из тонких досок, и некоторые жильцы пожаловались на парочку, предававшуюся страстной любви. Один из соседей Мао напомнил ему правило, согласно которому женам учителей запрещено было ночевать в школе. Но Мао был директором школы: он изменил правило и создал прецедент. Теперь супруги преподавателей могли оставаться в школах.

Для Кайхуэй остаться с Мао означало отдать ему всю себя. «Моя сила воли давно сдалась, — писала она, — и я позволила себе жить в любви. Я пришла к выводу: «Пусть Небо рухнет и Земля уйдет из-под ног! Пусть это будет конец!» Какой смысл был бы в моей жизни, если бы я не жила для матери и для него? Так я жила жизнью любви…»

Чувства Мао не были соразмерны с чувствами Кайхуэй, он продолжал встречаться с другими женщинами, в особенности со вдовствующей учительницей по имени Сиюн, которая была младше его на три года. Она оказывала Мао большую помощь, собирая средства для книжного магазина, поскольку некоторые из ее учеников были из богатых семей. Она и Мао путешествовали как пара.

Когда Кайхуэй узнала об этом, она была потрясена: «И вот однажды словно бомба взорвалась у меня над головой. По моей хрупкой жизни нанесли сокрушительный удар, который почти уничтожил ее!» Но она простила Мао. «Впрочем, таковы были мои чувства, когда я впервые услышала об этом. В конце концов, он не обычный человек. Она [Сиюн] любила его так страстно, что отдала бы ради него все. Он тоже любил ее, но он никогда бы не предал меня, и в конечном счете он действительно не предал меня». Судя по всему, Мао объяснил свою измену тем, что не был уверен в любви Кайхуэй. Она предпочла поверить ему: «…теперь крышки с его сердца и с моего сердца сняты. Я увидела его сердце, а он увидел мое. (Мы оба горды, я даже больше, и в то время, пока я делала все, чтобы он не заглянул в мое сердце и не увидел там любовь к нему, он начал сомневаться во мне, думая, что я не люблю его. Из-за своей гордости он не выдавал своих чувств. Только теперь мы по-настоящему поняли друг друга.) Мы стали ближе, чем когда-либо».

Кайхуэй переехала к Мао, а в конце 1920 года они поженились. В то время радикалы сторонились древних брачных ритуалов, скреплявших брак, а новая система регистрации еще не использовалась, так что не было даже формального свидетельства.

По случаю своего замужества Кайхуэй ушла из миссионерской школы. Увлечения Мао не стали достоянием прошлого, вскоре после свадьбы он завязал отношения сразу с двумя женщинами. Близкий друг Мао рассказал нам об этом, выводя пальцем на столе слово «бучжэнь», «неверный». Одной из подруг Мао была кузина Кайхуэй. Когда Кайхуэй стало известно об их связи, она, не сдержавшись, ударила кузину, но Кайхуэй не любила устраивать сцены и осталась верной Мао. Позже она со смирением писала: «Я узнала много всего и постепенно начала понимать его. Не только его, но человеческую натуру в целом. Человек, лишенный физических недостатков, обладает двумя особенностями. Одна — это сексуальное влечение, другая — эмоциональная потребность в любви. Мое отношение таково — пусть будет таким, каков он есть».

Кайхуэй вовсе не была традиционной китайской супругой, которой предписано было терпимо относиться к супружеской неверности мужа. Фактически она была феминисткой и позднее даже написала очерк, посвященный правам женщин: «Женщины — это человеческие существа, такие же, как мужчины… Сестры! Мы должны бороться за равенство мужчин и женщин и не должны позволять относиться к себе как к вещи».

В то время, когда Мао вступил во второй брак, Москва активизировала развертывание подрывной деятельности в Китае. Москва инициировала секретные учения китайской армии в Сибири и рассматривала возможность вооруженного вторжения в Китай, как до того предприняла неудачную попытку вторгнуться в Польшу. Одновременно создавалась крупнейшая разведывательная сеть в мире. В Шанхае уже был центр ИНО[3], другие ключевые города, включая Кантон и, разумеется, Пекин, наводнили многочисленные агенты, как гражданские, так и военные.