Нехорошее место

— В кожу вот этой кроссовки вплавился таракан. Вы, очевидно, захватили его из того вонючего проулка. Где он теперь?

— Я не знаю.

— Вы просто разбрасываетесь атомами по пути?

— Я не знаю.

— Или его атомы по-прежнему со мной, но в другом месте?

— Бобби, я действительно не знаю.

Перед мысленным взором Бобби возникло его сердце, спрятанное в темноте грудной клетки, ставшее уникальным, непохожим на все другие человеческие сердца: мохнатые лапки и сверкающий хитиновый покров таракана органично встроились в мышечную ткань предсердия или желудочка.

Насекомое могло быть внутри его, пусть и дохлое, и мысль эта сводила с ума. Вновь у него начался приступ энтомофобии, лишивший последних сил, вызвавший тошноту. Он пытался протолкнуть воздух в легкие и при этом не наблевать на священную землю горы Фудзи.

Темнота.

Светляки.

Скорость.

На этот раз они крепко приложились к земле, словно материализовались в воздухе, а потом падали несколько футов. Не смогли удержаться друг за друга и приземлились не на ноги. Отделенный от Френка, Бобби покатился по пологому склону, по каким-то маленьким предметам, которые хрустели под ним и болезненно вдавливались в тело. Вокруг на серо-пепельном фоне земли сверкали сотни, если не тысячи красных алмазов.

Подняв голову, он увидел несметное количество алмазодобытчиков: со всех сторон его окружали гигантские насекомые, как две капли воды похожие на то, которое они отвезли Дайсону Манфреду В панике Бобби решил, что взгляды всех фасеточных глаз сосредоточились на нем, а лапки уже спешат к нему по серой земле.

Он почувствовал, по шее что-то ползет, сразу понял, что именно, перекатился на спину, зажав биологическую машину между собой и землей. Конечно же, она забилась, пытаясь вырваться. Отвращение заставило его резко подняться, потом он даже не помнил, как ему это удалось. Но «жук» не отцепился от рубашки, Бобби чувствовал его вес. Запустил руку за голову, схватил его, оторвал от материи, отбросил как можно дальше.

Услышал свое тяжелое дыхание и вскрики страха и отчаяния. То, что слышал, ему не нравилось, но он не мог себя заглушить.

Во рту стоял мерзкий привкус. Он решил, что наглотался местной пыли. Плюнул — слюна была чистой. Стало понятно, что привкус — от воздуха. Теплого и густого. Помимо неприятного привкуса, воздух отличался и запахом серы.

Оглядевшись, Бобби понял, что стоит в неглубоком круглом котловане, диаметром в сотню футов, глубиной максимум в четыре.

В стенах виднелись два ряда круглых дыр, в одни забирались биологические машины, из других вываливались, несомненно, с красными алмазами. За краем котлована тянулась плоская, безо всякой растительности земля. Котлован, в котором стоял Бобби, был не единственным. Со всех сторон его окружали точно такие же. Он попал на громадное месторождение красных алмазов, где их добычу поставили на поток.

Пнув «жука», который подобрался к нему слишком уж близко, Бобби развернулся на сто восемьдесят градусов. Увидел Френка у противоположной стенки котлована, упирающегося в землю руками и коленями. Порадовался, что Френк рядом, и тут же испугался.

Несмотря на ясный день, в небе висела полная луна, причем совсем не та, которую он привык видеть на Земле. В шесть раз больше в диаметре, серо-желтая, она зловеще нависла над поверхностью, грозя вот-вот обрушиться на нее.

Но куда больше луны Бобби испугало другое: огромный, странной формы летательный аппарат парил на высоте пятисот или шестисот футов, настолько инородный для органов чувств Бобби, что у него разом отпали последние сомнения: он находился уже не на Земле, а на другой планете.

— Джулия, — выдохнул он, внезапно осознав, какое огромное расстояние разделяет их.

А у дальней стены котлована, поднимаясь на ноги, Френк Поллард исчез.

Глава 47

По мере того как день тускнел и наступала темнота, Томас то стоял у окна, то садился на стул, то ложился на кровать, иногда устремлялся к Плохому, но не сближался с ним. Бобби тревожился, когда приезжал к нему в последний раз, поэтому тревожился и Томас. Комок страха то и дело поднимался к горлу, но Томас проглатывал его, потому что знал: он должен быть храбрым и защищать Джулию.

Он не сближался с Плохим, как в прошлую ночь. Не сближался, чтобы не позволить тому зацепиться за свой разум. Не сближался, чтобы у Плохого не появилась возможность последовать за ним в Дом. Но все равно расстояние до Плохого он сокращал значительно, гораздо заметнее, чем ему хотелось бы.

Всякий раз он подбирался к Плохому, чтобы убедиться, что тот на прежнем месте, где-то на севере, там, где и всегда, и он знал: Плохой его чувствует. Томаса это пугало. Плохой знал, что он, Томас, рыщет вокруг, но ничего не делал, и у Томаса возникала мысль, что Плохой ждет, совсем как жаба.