Хотя в днище корабля не появилось отверстия, по дну котлована забегали лучи двух десятков лазеров малой мощности, желтых, белых, синих, красных. Каждый луч диаметром не превышал долларовую монету, и все перемещались независимо друг от друга. Сами по себе. Как прожектора, они освещали кратер и все, что в нем находилось, иногда двигались параллельно, иногда пересекались, и движения эти дезориентировали Бобби, ему казалось, что он очутился в центре бесшумного фейерверка.
Он вспомнил, что Манфред и Гавенолл говорили о красных отметинах на черном панцире «жука», заметил, что белые лазеры нацеливаются только на насекомых, торопливо сканируют отметины на панцире. Увидел, как белый лазер поймал одного из «жуков» с разбитым панцирем, которого он походя пнул, и через мгновение к белому присоединился красный лазер. Потом красный луч переместился на Бобби, к нему присоединилась пара лучей других цветов, словно он был банкой с зеленым горошком, которую идентифицировали с тем, чтобы добавить в счет покупателя супермаркета.
Дно кратера теперь полностью покрывали насекомые. Бобби более не видел ни серой почвы, ни экскрементов- алмазов, только колышущееся море черных панцирей. Он говорил себе, что это не настоящие насекомые, что они — биологические машины, созданные той же цивилизацией, которая создала зависший над ним летательный аппарат. Но убедить себя в этом не удавалось, потому что выглядели эти творения инопланетян насекомыми, а совсем не машинами. Да, возможно, спроектировали их для добычи алмазов, поэтому он их совершенно не интересовал, но от их безразличия настроение у него не улучшалось, поскольку фобия Бобби гарантировала, что его интерес к ним не угаснет. По коже бежали мурашки. Нервные окончания посылали в мозг ложные сигналы о том, что по нему кто-то ползает, он чувствовал, что «жуки» облепили его с ног до макушки. Они действительно переползали через его кроссовки, но ни один не поднимался по штанинам. И он мог только поблагодарить их за это, потому что точно бы обезумел, если бы хоть один начал карабкаться вверх.
Он приставил руку ко лбу, используя ее вместо козырька, чтобы не слепили направленные на него лазерные лучи. Увидел какой-то блестящий предмет, который лежал в нескольких футах от него, вроде бы изогнутая стальная труба. Одним концом она торчала из верхнего пылеобразного слоя земли. И хотя по оставшейся на поверхности части ползали «жуки», Бобби сразу понял, что это такое, и сердце у него упало. Волоча ноги, он двинулся к трубе, стараясь не давить насекомых, потому что у инопланетян уничтожение чужой собственности могло караться мгновенным сожжением. Добравшись до трубки, Бобби поднял ее, вытащив второй конец из земли. И теперь держал в руке недостающий ограждающий поручень от больничной кровати.
— Сколько прошло времени? — спросила Джулия.
— Двадцать одна минута, — ответил Клинт.
Они все не отходили от стула, на котором недавно сидел Френк, находясь рядом с которым Бобби пытался разжать его пальцы, вцепившиеся в подлокотник.
Ли Чен поднялся с дивана, чтобы Джекки Джеккс мог лечь на него. Фокусник-гипнотизер положил на лоб мокрое полотенце. Каждые две минуты говорил, что он не может заставить людей исчезнуть, хотя никто не винил его в том, что случилось с Френком и Бобби.
Достав из бара бутылку шотландского, стаканы и лед, Ли Чен наполнил шесть стаканов, по одному для тех, кто оставался в кабинете, плюс для Бобби и Френка.
— Если даже нам не нужно выпить, чтобы успокоить нервы, — сказал он, — виски потребуется, чтобы отметить их благополучное возвращение.
Сам он уже опрокинул стаканчик. Так что налил себе второй. Впервые в жизни выпил крепкий напиток. Просто не мог без этого обойтись.
— Сколько прошло времени? — спросила Джулия.
— Двадцать две минуты, — ответил Клинт.
«А я все еще в здравом уме, — с изумлением подумала она. — Бобби, черт бы тебя побрал, возвращайся ко мне.
Не оставляй меня одну навсегда. Как я смогу танцевать одна? Как я смогу жить одна? Как я вообще смогу жить?»
Бобби отбросил ограждающий поручень, лазеры погасли, оставив его в тени инопланетного корабля, который вроде бы стал более темным, чем был до появления лучей. Когда он поднял голову, чтобы посмотреть, что будет теперь, под днищем корабля вновь вспыхнул свет, такой тусклый, что Бобби даже не пришлось щуриться. Этот «прожектор» диаметром совпадал с диаметром котлована. В странном, перламутровом свете насекомые начали подниматься с земли, словно стали невесомыми. Поначалу от дна котлована оторвались десять или двадцать «жуков», потом еще двадцать, далее счет пошел на сотни. Поднимались они неторопливо, словно пух одуванчиков, медленно вращаясь, с неподвижными лапками, потухшими глазами, словно их отключили. Через минуту или две на дне котлована не осталось ни одного «жука», они поднимались все выше и выше в полнейшей тишине, которая сопровождала все маневры корабля, за исключением вибрации, которая вытряхнула насекомых-шахтеров из их нор.
А потом тишину разорвали звуки флейты.