— Пока она гостит в замке принца Гиса, и с ней обращаются в соответствии с ее высоким положением. Ее отец, ваш правитель, уже знает, что дочь захвачена. Ведутся переговоры.
Мне хотелось крикнуть: а обо мне? Обо мне правитель помнит? Или мой отец? Хоть кто-нибудь? Пусть даже Силан Дрейн…
Вместо этого я сказала:
— Но принц Гис был готов отдать принцессу вместо меня. Как… как… трофей, — я почти выплюнула последнее слово.
— Минутный порыв, — сказал Моран. — И потом… Ты гораздо красивее принцессы, так что я бы в любом случае выбрал тебя.
Он произнес это как само собой разумеющееся. Как простой факт. В голосе не было и тени светской лести. Не выглядело это и комплиментом, оброненным с целью сделать мне приятное. Можно было не сомневаться в искренности Морана. Похоже, он действительно верил в то, что только что сказал.
Легко быть скромной, когда для тщеславия нет повода. Но сейчас я впервые в жизни ощутила наслаждение от того, что кто-то находит меня красивой. Причем без всяких уловок. Как показала леди Алисана, если любую нарядить в подходящее платье и закрыть глаз с пеленой истины сложной прической, в полумраке обеденного зала можно ненадолго произвести приятное впечатление, которое молниеносно померкнет, стоит откинуть прядь или надеть простой наряд.
Какая непривычная радость — вдруг осознать, что я кажусь кому-то прекрасной и могу восхищать. Пусть даже темного.
Из-под опущенных ресниц я украдкой посмотрела на Морана. Он продолжал сидеть, сцепив пальцы.
— Есть вероятность, что принц прислушается к своим советникам. Они все-таки маги неглупые, и он это прекрасно понимает… Так что Клеа, возможно, скоро отправится домой.
— Моран, — помня, что он просил так его называть, окликнула я, — «возможно» и «вероятно» означало, что может случиться и по-другому, так?
— Может, — согласился Моран. — Принц вполне способен сделать твою принцессу своей наложницей.
Я едва не упала в обморок.
— Н-наложницей?
— Ну вот, — сказал морт’аэн, поднимаясь, — как и обещал, я рассказал тебе о Клеа то, что знал.
Я набралась храбрости.
— А обо мне?
— Что — о тебе? — передразнил он.
— Обо мне наш правитель тоже знает? — уже напрямик спросила я.
— Да, — ответил Моран, — знает.
— И что же?
Замерев, я ждала, что скажет маг, а он молчал. Мучительно текли мгновения.
— Пожалуйста, — взмолилась я, не в силах выносить эту пытку тишиной.
Моран убрал тьму со своего лица, откинул капюшон.
— Я бы отложил этот разговор до своего возвращения.
— Нет. Не поступай так со мной! Мне нужно знать! — горячо возразила я.
— Даже если то, что ты узнаешь, тебе не понравится, Магда?
— Пусть так!
Морон оценивающе посмотрел на меня.
— Я попросил принца Гиса оставить это мне. — Он извлек из перчатки сложенный обрывок листка. — Прочти сама.
Потребовалось время, чтобы развернуть бумагу, так сильно дрожали пальцы. Родное светлое наречие — вот что сразу бросилось в глаза. А еще — уголок герба. Видимо, принц или сам Моран вырвал из целого письма пару абзацев, где говорилось обо мне.
Я пробежалась по строчкам. Один раз, потом еще и еще. Все слова были знакомы, но смысл написанного не хотел укладываться в голове.
«…что касается фрейлины ее св. Клеа — девицы Магды. Кас, — то ничего вашему воину мы предложить не можем. Как бы ни была дорога нам Магда, но в землях света еще много девиц. И если предложить что-то за одну, то уже завтра у нас исчезнет целая сотня, а после и тысяча. Мы скорбим о потере, но тверды в своем решении: о выкупе не может быть и речи. Также невозможен обмен девицы на военнопленных. Те боевые маги, о которых вы пишете, слишком ценны. Но если воин, который сейчас владеет Магдой, пожелает ее вернуть в знак доброй воли и проявления мирных намерений, то отец, достопочтенный господин Кас, примет ее назад в свой дом, даже если вышеозначенная девица лишилась чести…»
Тут в глазах потемнело, и я вынуждена была оторваться от чтения, потому что дальше начиналось самое ужасное:
«Мы глубоко скорбим о каждой светлой душе, но потери случаются. Магда Кас будет оплакана нами, и по ней загорятся поминальные свечи».
Но я же еще жива! Дышу, чувствую, думаю.