Некрономикон

И есть Провиденс, причудливый и величавый на своих семи холмах над голубой гаванью, зеленеющими уступами поднимающийся к островерхим башням и бастионам неумирающей старины; и Ньюпорт, невесомым призраком встающий от своих дремлющих волноломов. Тут и Аркхэм, с его замшелыми двускатными крышами и зыбью загородных луговин; и допотопный Кингспорт с его седой щетиной печных труб и заброшенными причалами, нависающими фронтонами и дивом высоких утесов в океане с гулким перезвоном бакенов в молочной дымке.

Прохладные долы Конкорда, булыжные улочки Портсмута, сумрачные извивы проселков Нью-Хэмпшира, где великанские вязы почти скрывают белые стены сельских домов и поскрипывающие колодезные журавли. Просоленные причалы Глочестера и плакучие ивы Труро. Вид далеких городов с острыми гребнями крыш и холмы гряда за грядою вдоль северного побережья, примолкшие каменистые склоны и низкие домики в плюще под сенью гигантских валунов в глубине Род-Айленда. Запах моря и аромат полей; чара темных лесов и радость цветников и садов на рассвете. Всё это, Рэндольф Картер, и есть твой город; ибо всё это — ты сам. Новая Англия вы

носила тебя в своем лоне, и из нее истекла тебе в душу красота, которая не умирает. Красота эта, отстоявшаяся, закристаллившаяся и отполированная годами дум и дрем, и есть твое террасами нисбегающее чудо ускользающих закатов; и чтобы найти тот мраморный парапет с преудивительными фиалами и резными перильцами и сойти наконец по тем бесконечным, обнесенным поручнями ступеням в город пространных площадей и радужных водометов, тебе всего-то и нужно, что оборотиться к помыслам и видениям твоего мечтательно-задумчивого детства.

Взгляни! Сквозь это окно сияют звезды вечного света. И сейчас сияют они над узнанными и взлелеянными тобою картинами, впивая от них очарование, чтобы еще прекраснее воссиять над вертоградами дрем. Вот Антарес — в этот миг он мерцает над крышами Тремонт-стрит и был бы виден тебе из твоего окна на Бикон-Хилл. Дальше тех звезд зияют бездны, откуда я послан моими несмысленными повелителями. Когда-нибудь сможешь пересечь их и ты, но если ты мудр, то не покусишься на такое безумие, ибо среди смертных, что были там и вернулись, лишь один уберег рассудок не сокрушенным от бухающих, когтящих страшилищ пустоты. Ужасы и скверны грызутся, выгрызая для себя место, и в меньших больше зла, чем в больших; как ты и узнал по делам тех, кто усиливался предать тебя в мои руки, тогда как сам я не питал желания тебя сокрушить и давно бы довел сюда, не будь у меня других дел и уверенности, что ты сам отыщешь дорогу. Так что сторонись адовых запределов и держись мирных и милых вещей из твоего детства. Отыскивай свой чудный город и выпроваживай загулявшихся Вящих, провожай их бережно вон, туда, где живы картины их собственного детства и где беспокойно дожидаются их возвращения.

Дорогу, даже более легкую, чем зыбкий путь памяти, я тебе уготовлю. Смотри! Вот сюда летит чудовищная черногор-птица, направляемая невольником, которому лучше оставаться невидимым, чтобы не смущать душевный покой. Садись и изготовься — так-то! Йогэш кромешный поможет тебе усесться на чешуях страшилища. Правь на ту ярчайшую звезду южнее зенита — это Вега, и через два часа она как раз взойдет над террасой твоего закатного города. Правь на нее только до той поры, пока не услышишь отдаленного пения в вышних воздушных сферах. Выше того подстерегает безумие, так что попридержи черногор-птицу, едва поманит первая нота. Тогда оглянись на землю, и ты увидишь, как сияет небренный огонь-жертвенник Иред-Наа со священной храмовой кровли. Храм тот в твоем вожделенном закатном городе, правь, стало быть, свой путь на него, пока ты не услышал пения и не пропал.

Когда окажешься на подлете к городу, держи на тот самый высокий парапет, откуда в давнишние времена ты созерцал расстилающееся великолепие, и пинай черногор-птицу, пока она не воскричит в голос. Голос этот отворит слух и разум Вящих, преклонившихся на своих благоуханных террасах, и такая найдет на них тоска по дому, что все чудеса твоего чудного города не утешат их в отсутствие угрюмого замка Кадата и пшента вечных звезд, венчающего его.

Тогда спускайся с черногор-птицей посередь них и дай им посмотреть на нее и потрогать ту зловонную и гиппоцефальную птицу, поведя между тем с ними речь о неведомом Кадате, который ты только-только успел оставить, и рассказывая о его необъятных покоях, исполненных красоты и мрака, где в старину, бывало, они кудесили и кутили, осиянные божественным светом. И черногор-птица заговорит с ними разговором, какой водится у черногор-птиц, но сильнее ее уговоров будет память о былых днях.