Потом он приезжал еще несколько раз. Благо, недалеко. Может быть, остальное тебе и так понятно? Какая-то детская любовь у них была в далекие времена, это ясно. Сам Нонка не был женат, и вроде бы (если не врет) признался Фриде, что всегда помнил ее. Далее, как мы с тобой можем догадаться, откровенность за откровенность, и Фрида призналась ему, что у вас счастливого брака не вышло. Как раз тогда Фрида получила твое письмо, в котором ты именно это и пытался ей втолковать, — что в будущем тебе и ей лучше не жить вместе. Я у нее был тогда же, и мы с ней все это весьма чувствительно, опять же со слезами, обсуждали. Короче говоря, эта пара благородно решила, что нельзя человека оставлять в беде совсем одного, что они будут держаться на расстоянии, пока ты не вернешься. А вот когда ты оклемаешься и встанешь на ноги, тогда-то они и… Но ты возвращаешься! И Фрида уже строит планы! Она вполне может уехать к Нонке! Тот зарабатывает пропасть денег, на сберкнижке у него лежит какая-то огромная сумма, и он будет счастлив обеспечить хорошую жизнь и Фриде и девочкам. Девочкам, надо тебе сказать, и Фрида это подчеркивала особенно, он очень понравился.
Вот так, брат. Я думаю, все это к лучшему. По крайней мере, у тебя не будет комплексов по отношению к брошенному семейству. А Фрида — милая женщина. Плачет, говорит, что будет любить тебя как брата, а потом смеется и говорит, что до сих пор думала, будто этого Майзелиса любила как брата! «Мы, женщины, ничего о себе не знаем»,
— изрекла она.А что мы, мужчины, знаем о себе? Ну, это мы обсудим, когда вернешься.
Финкельмайер — Дануте.