Нелюдь

Куда больше беспокойства у Чеслава вызывал, однако, сам ван Эрлик. Он отказывался снять броню, говоря, что «так легче», и даже поделиться телеметрией, а когда Чеслав все-таки стащил с него шлем, ван Эрлика тут же вывернуло наизнанку белой мучнистой дрянью, и Чеслав понял, что рвало его уже не раз, просто броня подтирала за ним, как за малым ребенком.

Чеслав с ужасом заметил на заострившемся лице ван Эрлика глубокий бронзовый загар. Вряд ли он торчал в солярии или успел загореть так на местном солнце, славящемся дефицитом ультрафиолета.

– Потом, – сказал ван Эрлик, – состыкуемся, разберемся. Ничего страшного.

«Ничего», похоже, тянуло на тысячу бэр.

В конце концов ван Эрлик все-таки снял броню, переоделся, вколол себе целую кучу разной дряни в дополнение к той, которой его уже пичкала броня, и снова повалился в пилотское кресло.

Спутник с гиперотсеком уже вплыл в экран, и колонки цифр в тактическом кубе пульсировали, обсчитывая лучшие параметры поддета.

Ван Эрлик прикрыл глаза, и пальцы его скользили по сенсорной панели со скоростью когтей барра. Телеметрический датчик, показывавший состояние пилота, то и дело недовольно попискивал, но даже за гранью боли ван Эрлик вел корабль так, словно составлял с ним одно целое. Чеслав знал, что никогда не достигнет подобного мастерства.

– Десять тысяч километров. Одиннадцать минут до стыковки, – сказал ван Эрлик.

Денес сидел в соседнем с ним кресле. Он больше не за-бавничал и не играл, а молча, как нахохлившаяся синичка, смотрел на черный квадрат космоса. Пилотское кресло за Денесом было словно облеплено пористой пеной, то темно-серой, то темно-зеленой, и эта пена удобно вздувалась, облегая голову и плечи мальчика.

Стажер Чеслав внезапно вспомнил губернатора, рухнувшего на пол, как перерубленная лучом ветка. Если харит заставил человека потерять сознание, значит, ему так же просто его убить.

Семь Светил, помоги нам, если хариты научатся убивать.

– Двадцать тысяч километров, – сказал ван Эрлик.

Чеслав осторожно, стараясь не касаться темно-зеленой пены, положил руку на голову мальчика.

– Ты в порядке, Денес? – спросил стажер.

Угольно-черные глаза ребенка глядели куда-то вдаль. Зеленая пена ползла по его исцарапанным рукам, и там, где она проползала, царапины пропадали и превращались в гладкую детскую кожу.

– Я в порядке, – сказал Денес. – Я понял.

– Что?

– Помнишь, мы говорили, что люди несовершенны и что император, который ими правит, несовершенен тоже?

– Император совершенен, – автоматически возразил Чеслав, – он непогрешим как император, хотя и может быть грешным как человек.

По черной вселенной бежали золотые искорки цифр.

– Я понял, – сказал Денес, – если люди несовершенны, значит, править ими должен не человек.

– Девять тысяч километров, – сказал ван Эрлик.

На стыковочном табло вспыхнули координационные знаки. Гиперотсек ожил и потянулся через космос к своей половинке.

– Восемь.

– Эйрик! – Чеслав заверещал так, словно он был не стажером Службы Опеки, прошедшим чистилище, ад и три похода на выживание, а институткой, увидевшей таракана.

В тактическом кубе вспыхнул зеленый треугольник. Он сверкнул невероятно близко, в восьми тысячах километрах от них и вплотную – к отсеку, и капитан зеленого треугольника явно поджидал именно их, – с заглушённым полем, с ускорителем, запущенным на минимальной мощности и внезапно ожившим, когда сближающиеся цели обменялись стыковочными кодами.

Гиперотсек даже не взорвался: гравитационный столб ускорителя разрезал его пополам, как струна режет сыр. Стыковочный экран умер, и в ту же секунду Чеслав выкрикнул:

– Это курьер империи! Класс «Орион», код сорок два тридцать пять, господи, это «Альтайя»! Это корабль Службы Опеки!

Комм-экран засветился. На мостике «Альтайи» стоял высокий тридцатилетний человек с холодным лошадиным лицом и слоновой костью погон на ослепительно белой форме.

– Эйрик ван Эрлик, – приказал человек, – я глава Оперативного Штаба Службы Опеки Эвелен Дор. Именем императора Теофана, убейте энергию и сдайтесь.

– Это чей приказ? – спросил ван Эрлик.

– Это приказ главы Службы Опеки генерала Трастамары, – ответил полковник Дор.

– Вы с ума сошли, – вскричал Чеслав.

– Код подтверждения – один ноль три ноль, – сообщил полковник.

Чеслав стал бледней, чем скорлупа яйца барра.

– Эйрик, я прошу тебя сдаться, – тихо, но твердо сказал подросток.

Эйрик чуть повернул голову, и Чеслав содрогнулся. Загар стал вишнево-черным, и руки ван Эрлика выше запястий, там, где они во время боя должны были быть укрыты рубашкой, были такие же загорелые. «Ему нужен врач, – подумал Чеслав. – Какой к черту врач! Ему нужен медотсек, и искусственная система жизнеобеспечения, и кровезаменители с антирадиационной компонентой, и регенерация костного мозга, и…»

– В чем дело? – спросил Эйрик. – В чем дело, Че?

– Я требую, чтобы ты сдался этому кораблю, – сжав зубы, сказал Чеслав.

Одним плавным движением он выхватил из кобуры веерник.