Читаем Немецкий с улыбкой. Г. Хольц-Баумерт. Истории одного неудачника полностью

«Klar gibt's Robinson (конечно, Робинзон есть)», sagte sie und blinzelte mir zu (сказала она и подмигнула мне), «sitzt im dritten Stock; ich bring dich hin (сидит на третьем этаже, я тебя отведу туда; der Stock).»


Ich wusste gar nicht, was ich sagen sollte. Zum Gl"uck kam gerade eine sch"one junge Dame vorbei.

«Kollegin», sagte der Mann unten, «dieser Junge will unbedingt zu Robinson. Arbeitet der Kollege vielleicht in der Buchhaltung?»

Doch die Kollegin lachte nur und nahm mich gleich mit.

«Klar gibt's Robinson», sagte sie und blinzelte mir zu, «sitzt im dritten Stock; ich bring dich hin.»


Ich freute mich und sagte, ganz wie mir Mama immer gesagt hat, ich soll mich bei fremden Leuten vorstellen (я обрадовался и сказал, так как мне мама всегда говорила, что я должен представляться незнакомым/чужим людям):

«Ich heisse Alfons Zitterbacke (меня зовут Альфонс Цитербаке).»

Die Kollegin war so nett und sagte (коллега была очень мила и сказала): «Und ich heisse Zweu (а меня зовут Цвой).»

Die Dame Zweu (Mama sagt, fremde Frauen sind immer Damen) wollte laufen (госпожа Цвой /мама говорит, незнакомые женщины – всегда госпожи/ хотела бежать = идти пешком). Ich sah aber, dass ein Fahrstuhl da war (но я увидел, что здесь был лифт; sehen; der Fahrstuhl). Ich wollte lieber fahren (я бы охотнее поехал /на лифте/; lieber– ср. степень от gern).

«Gut (хорошо)», sagte die Dame Zweu (сказала госпожа Цвой), fahren wir Fahrstuhl, und du kannst ihn steuern (поедем на лифте, и ты сможешь им управлять; das Steuer – руль, колесо управления

).»


Ich freute mich und sagte, ganz wie mir Mama immer gesagt hat, ich soll mich bei fremden Leuten vorstellen:

«Ich heisse Alfons Zitterbacke.»

Die Kollegin war so nett und sagte: «Und ich heisse Zweu.»

Ich freute mich und sagte, ganz wie mir Mama immer gesagt hat, ich soll mich bei fremden Leuten vorstellen:

«Ich heisse Alfons Zitterbacke.»

Die Kollegin war so nett und sagte: «Und ich heisse Zweu.»

Die Dame Zweu (Mama sagt, fremde Frauen sind immer Damen) wollte laufen. Ich sah aber, dass ein Fahrstuhl da war. Ich wollte lieber fahren.

«Gut», sagte die Dame Zweu, fahren wir Fahrstuhl, und du kannst ihn steuern.»


Ich machte die T"ur zu und dr"uckte auf ein paar Kn"opfe (я закрыл дверь и нажал на несколько кнопок; der Knopf). Es ging aufw"arts (/мы/ поехали вверх: «пошло вверх»).

«Viel sch"oner als auf dem Rummel (намного лучше, чем на ярмарке; der Rummel)», sagte ich, «ich bin noch nie in so einem prima Fahrstuhl gefahren (я еще никогда не ездил на таком замечательном лифте; prima – первоклассный, высшего сорта

).»

Dabei dr"uckte ich aus Versehen noch auf einen Knopf (при этом я по неосторожности нажал еще на одну кнопку; das Versehen – ошибка, недосмотр). Da gab es einen Knall und der Fahrstuhl stand (тут раздался треск и лифт остановился; geben; der Knall; stehen). Die Dame Zweu war ganz blass geworden (госпожа Цвой стала совсем бледной = сильно побледнела). Ich bekam auch Angst, weil es so dunkel war im Fahrstuhl (я тоже испугался, потому что в лифте было очень темно; die Angst–страх; Angst bekommen –испугаться, почувствоватьстрах: «получитьстрах»).


Ich machte die T"ur zu und dr"uckte auf ein paar Kn"opfe. Es ging aufw"arts.

«Viel sch"oner als auf dem Rummel», sagte ich, «ich bin noch nie in so einem prima Fahrstuhl gefahren.»

Перейти на страницу:

Похожие книги

И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата
И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата

Историко-филологический сборник «И время и место» выходит в свет к шестидесятилетию профессора Калифорнийского университета (Лос-Анджелес) Александра Львовича Осповата. Статьи друзей, коллег и учеников юбиляра посвящены научным сюжетам, вдохновенно и конструктивно разрабатываемым А.Л. Осповатом, – взаимодействию и взаимовлиянию литературы и различных «ближайших рядов» (идеология, политика, бытовое поведение, визуальные искусства, музыка и др.), диалогу национальных культур, творческой истории литературных памятников, интертекстуальным связям. В аналитических и комментаторских работах исследуются прежде ускользавшие от внимания либо вызывающие споры эпизоды истории русской культуры трех столетий. Наряду с сочинениями классиков (от Феофана Прокоповича и Сумарокова до Булгакова и Пастернака) рассматриваются тексты заведомо безвестных «авторов» (письма к монарху, городской песенный фольклор). В ряде работ речь идет о неизменных героях-спутниках юбиляра – Пушкине, Бестужеве (Марлинском), Чаадаеве, Тютчеве, Аполлоне Григорьеве. Книгу завершают материалы к библиографии А.Л. Осповата, позволяющие оценить масштаб его научной работы.

Сборник статей

Культурология / История / Языкознание / Образование и наука
Япония: язык и культура
Япония: язык и культура

Первостепенным компонентом культуры каждого народа является языковая культура, в которую входят использование языка в тех или иных сферах жизни теми или иными людьми, особенности воззрений на язык, языковые картины мира и др. В книге рассмотрены различные аспекты языковой культуры Японии последних десятилетий. Дается также критический анализ японских работ по соответствующей тематике. Особо рассмотрены, в частности, проблемы роли английского языка в Японии и заимствований из этого языка, форм вежливости, особенностей женской речи в Японии, иероглифов и других видов японской письменности. Книга продолжает серию исследований В. М. Алпатова, начатую монографией «Япония: язык и общество» (1988), но в ней отражены изменения недавнего времени, например, связанные с компьютеризацией.Электронная версия данного издания является собственностью издательства, и ее распространение без согласия издательства запрещается.

Владимир Михайлович Алпатов , Владмир Михайлович Алпатов

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Во второй половине ХХ века русская литература шла своим драматическим путём, преодолевая жесткий идеологический контроль цензуры и партийных структур. В 1953 году писательские организации начали подготовку ко II съезду Союза писателей СССР, в газетах и журналах публиковались установочные статьи о социалистическом реализме, о положительном герое, о роли писателей в строительстве нового процветающего общества. Накануне съезда М. Шолохов представил 126 страниц романа «Поднятая целина» Д. Шепилову, который счёл, что «главы густо насыщены натуралистическими сценами и даже явно эротическими моментами», и сообщил об этом Хрущёву. Отправив главы на доработку, два партийных чиновника по-своему решили творческий вопрос. II съезд советских писателей (1954) проходил под строгим контролем сотрудников ЦК КПСС, лишь однажды прозвучала яркая речь М.А. Шолохова. По указанию высших ревнителей чистоты идеологии с критикой М. Шолохова выступил Ф. Гладков, вслед за ним – прозападные либералы. В тот период бушевала полемика вокруг романов В. Гроссмана «Жизнь и судьба», Б. Пастернака «Доктор Живаго», В. Дудинцева «Не хлебом единым», произведений А. Солженицына, развернулись дискуссии между журналами «Новый мир» и «Октябрь», а затем между журналами «Молодая гвардия» и «Новый мир». Итогом стала добровольная отставка Л. Соболева, председателя Союза писателей России, написавшего в президиум ЦК КПСС о том, что он не в силах победить антирусскую группу писателей: «Эта возня живо напоминает давние рапповские времена, когда искусство «организовать собрание», «подготовить выборы», «провести резолюцию» было доведено до совершенства, включительно до тщательного распределения ролей: кому, когда, где и о чём именно говорить. Противопоставить современным мастерам закулисной борьбы мы ничего не можем. У нас нет ни опыта, ни испытанных ораторов, и войско наше рассеяно по всему простору России, его не соберешь ни в Переделкине, ни в Малеевке для разработки «сценария» съезда, плановой таблицы и раздачи заданий» (Источник. 1998. № 3. С. 104). А со страниц журналов и книг к читателям приходили прекрасные произведения русских писателей, таких как Михаил Шолохов, Анна Ахматова, Борис Пастернак (сборники стихов), Александр Твардовский, Евгений Носов, Константин Воробьёв, Василий Белов, Виктор Астафьев, Аркадий Савеличев, Владимир Личутин, Николай Рубцов, Николай Тряпкин, Владимир Соколов, Юрий Кузнецов…Издание включает обзоры литературы нескольких десятилетий, литературные портреты.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука