Немезида

Но демоническая шкура была примитивным, безыскусным созданием.  Она не обращала внимания на такие мелочи, как самообладание или интеллект, неизменно следуя инстинктам и животной ярости. Убийца осознавал себя в достаточной степени, чтобы понимать, что он был убит и возвращён из-за грани, но его разум был безнадёжно повреждён и какие бы барьеры самоконтроля он раньше не воздвиг, сейчас они лежали в руинах.

В их отсутствие, клетки с пленённой памятью распахнулись.

Бесформенная сила обрывочного слепка личности ворвалась в покалеченную психику Гарпуна с энергией падающей кометы, и её мощь скрутила его в бараний рог.

Разум убийцы внезапно захлестнуло переизбытком чувственных ощущений, забросало осколками эмоций, фрагментами личности.

...Ивак и другие ребята с мячом и кольцами...

...Повсюду витает запах выдержанного вина эстуфажеми. Тёплый, умиротворяющий аромат кажется сегодня приторным и слишком сильным...

...Рения говорит "да" в ответ на его пылкое предложение брачного контракта, и он купается в её улыбке...

...Лоснящиеся на свету комки органов, и ещё какие-то нездорово-бледные, покрытые потёками крови предметы...

...Я тебя ненавижу!..

...Выстрел, который убивает Насильника с Голубых Вышек, прозвучал из его пистолета, наконец-то..

...До меня доходили слухи. Рассказы людей, которые знают людей с других миров, в прочих системах...

...Нет...

...Вспышка вины...

...Я в последнее время много отсутствую...

Это было всем, что осталось от души Йозефа Сабрата – дырявая мозаика-паззл личности, движимая тем единственным качеством, которое воплощало всё, чем этот был человек, и всё, что Гарпун разрушил.

Он выжидал. Терпеливый, умный Сабрат. Похороненный глубоко в темницах чёрной души Гарпуна, сражающийся за то, чтобы не исчезнуть. Дожидающийся случая, такого, как этот, ради возможности ударить по своему убийце.

Фаномное загрязнение личностью мёртвого префекта жаждало правосудия. Он хотело отомстить за каждую жертву в кровавой летописи убийцы.

Каждая личность из тех, что Гарпун убил и присвоил, каждая душа, которую он ограбил, чтобы в неё воплотиться, чтобы извратить её в свою личину – все они испытали один и тот же особенный вид страха. Боязнь потери себя, которая была хуже, чем смерть.

Теперь этот страх сидел в нём, пока Гарпун, свисая над психической пропастью, скрёб пальцами по рваному краю своего собственного разума.

И, заговорив, он услышал голос Йозефа Сабрата:

– Останови его! 

11

Лицо больше не было совокупностью клыков, рогов и тёмных прогалов глаз. Оно принадлежало мужчине, обычному мужчине, охваченному болью и страданием, который вглядывался в снайпера как будто из-за прутьев самой глубокой  темницы во всём мироздании.

У Келла перехватило дыхание от горечи этих очень-очень человеческих глаз. Он навидался её достаточно, смотрел на неё издалека в те моменты, когда смерть забирала жизнь. Внезапное, окончательное осознание в глазах объекта. Боль и истина.

Он бросился вперёд, не обращая внимания на вихри обжигающей боли от сломанных, скрежещущих краёв грудной клетки и всаживая в тело твари узкие метательные ножи из защитной накладки на своём запястье.

Гарпун завопил, и Келл протиснулся мимо него, падая, оступаясь на скользком от влаги кафеле под ногами. Келл покатился, вцепляясь в уроненный им пистолет, сжимая его рукоять в своих пальцах.

Убийца бежал на него, из всех поверхностей его пошатывающегося тела вырывались вереницы когтей. Человеческое лицо исчезло, его поглотили клыки и шипы. Он ураганом нёсся через обломки, шлёпая по воде.

Пистолет Келла взлетел вверх, и он выстрелил. Оружие дёрнулось, разорванный воздух вскрикнул, и крупнокалиберная пуля "игнис" покрыла короткую дистанцию между стрелком и мишенью.

Выстрел врезался в плоть плеча Гарпуна и взорвался вспышкой сверкающего белого пламени. Полый кончик пули заполняла находившаяся под давлением смесь фосфорона и термического состава, и от удара она зажглась свирепым миллионноградусным огнём, который горел бы даже в отсутствие кислорода.