Двадцатый век, двадцатый год,Пожары, казни, недород, —На побережье старой СеныЯ всё забыла. Я живу,Не вспоминая страшной смены,Теней ушедших не зову.Земля, старинная вертушка,Впервые здесь предстала мнеНе как набитая теплушка,И не как отчий дом в огне.Пусть дым покинутых селений,Отчизны дым, без сожаленийМинует наконец меня:Довольно дыма и огня.На берегах зеленой СеныПривольно ворковать ветрам,На берегах зеленой СеныИ жизнь, и смерть готовы нам.И над кладбищем и над градомОдин простор — не выпьешь взглядом.О, в Елисейские поляПреображенная земля!Здесь ходим мы. Хромает нищий,Красотка кутает плеча,Осматривает вор жилище,Засов и ставень богача.И сам богач, но он не ходит,Он проезжает мимо нас,И на прохожего наводитСпокойный, застекленный глаз.Здесь ходим мы. И каждый вечерОт этих шумных площадейДуша летит. Не надо ей,Стремящейся к высокой встрече,Ни темноты, ни тишины:Мне в шуме ночи снятся сны,Мне в блеске ночи снится вечность.Двадцатый век, двадцатый годНе снятся мне с тех пор, как тотМне сон приснился незабвенный,Тот непорочный, сокровенный,Он, как виденье, был мне данСквозь жизни правду и обман.С тех пор в часы мои ночныеНе вижу я былых годовИ тех сентиментальных снов,Он заменил мне сны былые.И снилась мне всего лишь разДождьми размытая дорога,И колеи, в закатный часВ пыли лежащие убого,И ржи глубокая волна,И над полями тишина…То было раз. Все, что мелькало,Теперь из памяти ушло.А было, кажется, немало:Ведь спутников с ума свело.Они на чердаках, в подвалах,В германских рощах, в луврских залахПолны бесплодною тоской.Не то произошло со мной.В тот год весна не приходила,В апреле трепетал мороз,А лето фейерверк пустилоНад городом ракет и гроз,И в небеса вонзилась прямоНа башне Эйфеля реклама.В тот год мосты дрожали отЗевак, — на выставку народГлазел, и били барабаны,И семицветные фонтаныНеслышно прядали во тьму,И гасли там по одному.В тот год, я помню, каруселиВизжали, музыкой звеня,И кряду, верно, две неделиИграл оркестр средь бела дняНа площадях. В тот год базаров,И суеты, и зноя, в тотВеселый, безобразный год,Под свист “Белотт”, под гомон баров,Мне снился небывалый сон,Был тяжек и прерывист он.Я помню первый день творенья,Как люди помнят прежних летРоссию, и ее значенье —Поместье, титул, эполет.Передо мною сновиденьяИ возникают, и дрожат,Дневной я замыкаю взглядИ вижу первый день творенья.И родины я не хочу,И не хочу я пробужденья:Я у царя царей гощу,Я снова дух, да, снова тень я,Я вижу первый день творенья,Первоначальную зарюВселенскую…. Я говорю:Немного надо в этой жизниБродяге, страннику и мне:Мы не скучаем по отчизне,И по кастрюле на огне.Двадцатый век, двадцатый годИз памяти ушли. И вотЭдема праздник незабвенныйЯвился мне в полночный часНапоминаньем о вселенной.Я во второй видала разТу левантинскую долину,Тот первый благодатный сад,Я вновь слыхала, как ЕвфратШумит… О, жизни половина!О, сновидения мои,Вы слаще дружбы и любви.