Немного солнца для Скарлетт

Летти забросила работу – так ее увлекла идея подготовить Дика к роли. Теперь вечерами они долго разговаривали, читали, Летти рассказывала о родственниках, которые, так или иначе, оказались вовлеченными в события того времени. Дик слушал внимательно и даже что-то записывал. Он задавал вопросы, уточнял – Летти видела, как он захвачен процессом, ведь вместо одной роли он сейчас осваивал целую эпоху. И вот когда Летти уже решила, что Дик все понял, он вдруг произнес:

– Летти, им всем надо было эмигрировать в Америку.

Летти, услышав это, растерялась. Она не нашлась, что ответить. Она смотрела на Дика, на его блокнот с тщательными записями и пыталась найти нужные слова. Но на ум шло все высокопарное, а потому бесполезное – про родину, долг, любовь к отечеству и прочее.

– Понимаешь, они не могли этого сделать. Ну, такая судьба им выпала.

– А, ну да, – понимающее ответил Дик.

Дик улетел на пробы, а Летти вернулась к работе. Она еще долго размышляла над тем, как Дик отнесся к прочитанному и рассказанному ею – он всегда ей казался очень тонким и вдумчивым. Но его вопрос озадачил ее. И только через некоторое время Летти нашла, как ей казалось, подходящее объяснение: «Земля эмигрантов, дальность других миров, обособленность и отсутствие связей. Это не тесная Европа, где все, так или иначе, породнились. То ли литературой, то ли музыкой, то ли живописью. Он вырос в другой культуре – культуре, где нет причин для устойчивых связей. Они сильны своей обособленностью, но уязвимы в силу отсутствия чуткости к соседям».

Дик позвонил с дороги:

– Утвердили, меня утвердили! – В его голосе чувствовались гордость, радость, кураж.

– И не могло быть иначе! – Летти радовалась от души. Она знала, что театра недостаточно его таланту, что рано или поздно он опять обратится к кино, но где гарантия, что это будет удачный опыт.

На съемки Дик улетел в конце месяца.

– Ты должна приехать. Обязательно, – говорил он, прощаясь с Летти.

– Да я с удовольствием! – Летти приходилось делить грусть пополам с радостью. Как только Дика утвердили на главную роль, ее пригласили участвовать в новой выставке. Она не ожидала такого поворота – она хотела попробовать еще пару вариантов, но мистер Лерой категорически приказал:

– Ни в коем случае никаких вариантов. Вы должны представить именно это. Ваша идея многофигурной композиции убьет все жюри. Они же привыкли к «фунтикам на проволоке».

Эти «фунтики на проволоке» – как образ художественной халтуры – были самым большим ругательством в устах старого скульптора. Летти привыкла безоговорочно доверять мистеру Лерою, а потому уже через три недели была в Лос-Анджелесе.

Время летело быстро, но дни шли медленно. Летти теперь разрешила Хвосту спать в ее мастерской. До этого его ругали и даже наказывали за то, что он пытался туда проникнуть. Но когда Дик улетел на съемки, Летти смягчилась. Она почувствовала, что теперь они с котом компаньоны, близкие друзья, а для друзей все двери открыты. Кот был желчным и умным – радости по поводу ослабления дисциплины он не обнаруживал, морду имел все такую же недовольную. Летти даже пришлось с ним объясняться:

– Хвост, ты раньше был маленьким и норовил что-нибудь стащить. Теперь же ты вырос, стал большим послушным котом.

Хвост слушал, но не верил ни единому ее слову. Коты про одиночество знают абсолютно все, а потому Хвост в глубине души хозяйку понял. А Летти скучала по Дику, по уютной совместной жизни. Даже музыка, которую она обычно включала в мастерской, не спасала от дурного настроения. Вот тогда-то и наступил счастливый для Хвоста час.

– Ладно уж, заходи, – как-то пригласила Летти кота. Она теперь распахивала дверь и ждала, когда Хвост обустроится в мастерской. Но кот обычно не спешил. Он сохранял надменный вид.

Летти проходила к рабочему месту, садилась на высокий табурет и начинала лепить.

Кот выжидал еще минут десять, потом бесшумно соскальзывал с кресла, в котором сидел, вступал в мастерскую, деликатно обнюхивал все и взлетал на полку, где Летти хранила маленькие статуэтки. Хвост был котом крупным – Летти и Дик позаботились о его питании, и из заморыша он превратился в толстяка. И места этому коту на полке было мало. Но с нахальной грацией, смотря прямо Летти в глаза, кот умудрялся втиснуться между Чайковским и Дон Кихотом. Летти грозила ему пальцем:

– Смотри не шуми.

Так они творили вместе. Летти слушала музыку, а Хвост, который больше делал вид, что спит, на самом деле внимательно смотрел за порядком.

Спать Летти шла поздно, почти под утро. Кота она брала с собой. Причем она не дожидалась, пока тот спрыгнет с полки. Она брала его на руки, прижимала к себе, гладила и говорила:

– Ну, что? Пойдем спать. Дик наш на съемках, а как приедет, мы будем с тобой радоваться.

Летти в минуты грусти говорила много всяких глупостей, можно было подумать, что она разговаривает с кем-то маленьким, неразумным, но посвященным во все ее дела.

– Как ты думаешь, Дик уже спит? Можно позвонить ему? – И тут же сама отвечала: – Ну лучше завтра. С утра. А то эта разница во времени…