Да, текстура деловой жизни круто переменилась. Посредники, к которым обращались за содействием в улаживании различных административных процедур, перестали быть непременными участниками щекотливых сделок. То, о чём раньше приходилось договариваться с опаской, через нанятых толкачей, теперь решают напрямую, без тонких дипломатий и ширлихов-манирлихов. Советская командно-административная система, проклятая в перестройку и вышвырнутая на свалку истории в девяностые, на четвёртом президентском сроке Путина возродилась в виде олигархически-административной, породив кланово-групповую власть.
Усиленная борьба с коррупцией из выборочной компанейщины переродилась в негласный способ сведения счётов между ведомствами-конкурентами или клановыми группами. Громкие разборки с известными фамилиями и миллиардными суммами не только не нарушали коммерческую бизнес-чиновную спайку и практику повсюдных поборов, но, наоборот, создавали зону безопасности для тех, кто не участвовал в масштабных переделах собственности и драках между структурами власти. Таких было огромное большинство, и именно в их среде вращался Подлевский. Эта ушлая публика мигом улавливала перемены своего делового бытования и быстро отлаживала новые нелегальные методы обогащения, каждый раз получая свободу рук. Для чиновного люда, для профессионалов офисной политики настали давно чаемые времена знаменитого застольного тоста: чтобы у нас всё было и чтобы нам за это ничего не было!
Теперь к Подлевскому обращались лишь в наиболее сложных случаях, зато и гонорары платили повышенные. В итоге, как он прикинул, выходило баш на баш, по деловой части оснований для тревоги и уныния не просматривалось, впечатляющий набор претензий к жизни не убывал, а виш-лист – список желаемых подарков судьбы, – даже пополнялся. Но главное, он по-прежнему – в стае! К тому же «Единая Россия» уже восемь лет отклоняет законопроект «О незаконном обогащении», а недавно Медведев и вовсе поставил точку в этом вопросе, заявив о презумпции невиновности чиновников, о неправедных попытках их дискриминации. Эта официальная линия обнадёживала, побуждая в шутку вспоминать давно читанные выдержки из Шопенгауэра: изменить не могу, остаётся извлекать из этого пользу. Подлевский и извлекал.
Однако быстрые перемены всё чаще заставляли задумываться о завтрашнем дне.
Находясь внутри финансово-биржевой среды, Подлевский не мог не замечать её новых особенностей: при общем падении предпринимательской активности и двукратном росте российских продаж «Роллс-Ройсов» эта среда как бы шла вразнос. Жгучее желание заработать у многих хлопотунов переросло в горячее стремление на грани, а то и за гранью допустимого хапнуть побольше – пусть в последний раз. О перспективах прочного долговременного дохода никто не думал. Жили текущей минутой, без завтра. Возобладал страстный и стадный порыв: рвануть куш, а там хоть трава не расти. Эта жадная жажда немедленной добычи отражала неуверенность в завтрашнем дне, когда при бешеном разносе может сорвать тормоза и всё полетит в тартарары неизвестности. Всё чаще Подлевский слышал рассказы о хитромудрых лауреатах эпохи: кто-то из биржевых игроков, удачно обставившись акциями, на пике цен сбрасывал их и с семьёй уматывал на ПМЖ за рубеж. В часы расслабухи, откровенного флуда – общений не по делу – на задний план отошли даже однополые дрязги и постельные подвиги, о которых любили сплетничать в этом кругу. В топ вышли восклицания: «К-к-козёл! Видать, заранее подготовил подстилочку». Не скрывая зависти, так говорили те, кто часто квакал об эмиграции.
Явно наметился новый исход рыночников, обогатившихся за счёт России, – нувориши с кликухой «первориши». На этот раз речь шла о тысячах утомлённых богатством долларовых миллионеров, не в «колбасных» целях, а ради сохранения своих капиталов умыкнувших за рубеж, покинув страну, переполненную проблемами, – от коррупции до миграции. Илья Стефанович рассказывал, что в его жуковском квартале из 82 владельцев живут на Рублёвке только четверо, остальные куда-то умыкнули, оставив свои виллы на попечение управляющих.
Аркадий чутко фиксировал эти перемены. И, довольный текущим днём, не переставал гадать о своём будущем. Просто рвануть на Запад он не мог – чем ему там заняться, фрилансеру, чья профессия делать деньги из несовершенства российских законов и чиновной корысти? Он раз за разом возвращался к идее, мимоходом посеянной в его сознании Бобом Винтропом, – стать для американских бизнесменов своего рода Вергилием, ведущим их по кругам ада запутанной излишней регламентацией российской экономики.