Немой Онегин. Части 18 - 23

Невольно выманить признанье

И ждать и требовать свиданья —

Преследовать в кругу подруг

Одно преследовать — и вдруг

Искать преследовать — и вдруг —

Её преследовать — и вдруг

Уединённое свиданье...

Мы с удовольствием привели бы здесь все черновики — это так интересно. Любители-гурманы могут сами взять том академического издания, где текст «Онегина» занимает 160 страниц, а «другие редакции и варианты» — 450. Втрое больше.

Какое богатство языка! Какие глаголы! Пылать-бледнеть-стращать отчаяньем готовым — заученным, отрепетированным, то есть притворным отчаяньем.

Четырежды преследовать, четырежды забавлять, дважды требовать, угождать, побеждать, выманить... Только любить почему-то нету.

Тьму любовных писем понаписала эта жертва необузданных

страстей...

Как томно был он молчалив,

Как пламенно красноречив,

В сердечных письмах как небрежен!

Одним дыша, одно любя,

Как он умел забыть себя!

Как взор его был быстр и нежен,

Стыдлив и дерзок, а порой

Блистал послушною

слезой!

Готовое отчаянье и послушная слеза! Профессиональный лицемер. А небрежность понятна; ничего, что одна строчка противоречит другой, — дурочка не заметит.

...Пушкин, наверное, сам изумился, когда внезапно обнаружил, что в последней главе романа герой не говорит ни слова.

Немой Онегин?! Бессловесный Онегин?! — это же бред, так не может быть. Но в Седьмой главе Онегин не появился совсем, а в финальной, Восьмой, встретив приятеля, промычал: «Так ты женат? На ком?». Это даже разговором не назовёшь. Мы же не считаем разговором бессмысленное: «Привет, ну ты как?».

Мы рискуем говорить о внезапности, потому что в декабре 1830‑го, вернувшись из Болдинской осени, очень довольный собою Автор пишет творческий отчёт:

Пушкин — Плетнёву

9 декабря 1830. Москва

Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал. Вот что я привёз сюда: 2 последние главы «Онегина», 8-ю и

9-ю, совсем готовые в печать...

Сам считает роман законченным (2 последние, совсем готовые), а год спустя вдруг сочиняет письмо Онегина и вставляет в готовую главу. Зачем?

Если бы Пушкина интересовала симметрия, мы бы видели её в других вещах, написанных параллельно.

Болдинской осенью, кроме двух последних глав «Онегина», Пушкин сочинил знаменитые Маленькие трагедии.

В «Скупом рыцаре» старый барон произносит в подвале невероятно длинный монолог (почти вчетверо длиннее, чем «Быть или не быть»). Монолог занимает треть пьесы! И ни у кого больше там монологов нету — ни у герцога, ни у Альбера.

В «Моцарте и Сальери» у отравителя три монолога — почти половина пьесы! У жертвы — ни одного.

За пушкинистов не скажу, но самому Пушкину ни разу в голову не пришло, что в Маленьких трагедиях чего-то не хватает для симметрии.

...Автор решил всё же дать герою объясниться. Ведь Онегин исчез, извелся, улетучился, не сказав ни единого слова! Так пусть изольёт душу — хотя бы и в письме.

Вот и заглянем ему в душу. В письмах открываются души героини и героя. И тут никакого равновесия нет. Сам Пушкин относится к их письмам совершенно по-разному.

Перед письмом Татьяны огромное «предисловие» — 140 строк, включая горячо сочувственные:

Письмо Татьяны предо мною;

Его я свято берегу,

Читаю с тайною тоскою

И начитаться не могу.

Перед письмом Онегина одна бесчувственная информационная строчка: «Вот вам письмо его точь-в

-точь».

После письма Татьяны — четыре жаркие строфы: как запечатывала, трепетала, с кем отправила (через внука старой няни), как с замиранием сердца ждала ответ.

После письма Онегина — два холодых слова: «Ответа нет».

Похоже, что Автор героя разлюбил. Эта маска, этот двойник его уже не веселил, а тяготил. Чуть только Евгений на балу опознал деревенскую девочку (ужель та самая Татьяна?), чуть только он задумался: не возобновить ли роман, как Пушкин говорит о нём жёстко:

Что шевельнулось в глубине

Души холодной и ленивой?

Холодная и ленивая душа — беспощадная характеристика.

А куда же она, холодная и ленивая, заторопилась? Чего ей надо? Вот первый визит после трёхлетней разлуки. Первая встреча наедине после давнишнего урока «учитесь властвовать собой», когда Таня дрожала как мышка. Теперь его очередь дрожать (но не от страха).

Он полетел, он у крыльца,

Он с трепетом к княгине входит;

Татьяну он одну находит,

И вместе несколько минут