Немой Онегин

Все произведения мировой литературы я делю на разрешённые и написанные без разрешения. Первые — это мразь, вторые — ворованный воздух. Писателям, которые пишут заранее разрешённые вещи, я хочу плевать в лицо, хочу бить их палкой по голове.

Этим писателям я запретил бы вступать в брак и иметь детей. Как могут они иметь детей — ведь дети должны за нас продолжить, за нас главнейшее досказать — в то время как отцы запроданы рябому чёрту на три поколения вперёд.

Мандельштам. Четвёртая проза. 1931

Жуткое пророчество 1931 года. Если считать, что одно поколение — 25–30 лет, то прямо в наши дни и попадёшь.

Ответа писателю-волку от Сталина не было. Через два месяца Булгаков понял, что его и не будет. Тогда он сделал ещё одну наивную попытку произвести хорошее впечатление. Отправил писателю Вересаеву письмо, где рассказал о знаменитом телефонном звонке.

Сталин сам позвонил Булгакову в апреле 1930-го — на следующий день после самоубийства Маяковского (не хотел, чтоб ещё один знаменитый застрелился). Булгакова этот телефонный разговор осчастливил. Примерно так же, как Пушкина в 1826-м осчастливил разговор с императором. И так же, как с Пушкиным, надежды на свободу оказались обмануты. И так же, как Пушкин, который иногда писал Жуковскому, Вяземскому и даже жене с расчётом, что письмо будет вскрыто и доложено царю, так и Булгаков пишет Вересаеву с расчётом на перлюстраторов. Да и кто из понимающих жизнь людей не писал писем «для Шпекина» (почтмейстер в «Ревизоре», вскрывающий чужие письма).

Булгаков — Вересаеву

28 июля 1931. Москва

…В самое время отчаяния, по счастию, мне позвонил генеральный секретарь год с лишним назад. Поверьте моему вкусу: он вёл разговор сильно, ясно, государственно и элегантно. В сердце писателя зажглась надежда: оставался только один шаг — увидеть его и узнать судьбу.

Сталин — элегантно? Через два года по Москве ползли шёпотом читаемые смертельные стихи Мандельштама

Его толстые пальцы, как черви жирны,

А слова — как пудовые гири верны.Тараканьи смеются усищаИ сияют его голенища.Как подковы куёт за указом указ —Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь для него — то малина.И широкая грудь осетина.

Вот это и называется: для звуков жизни не щадить. Вот это и есть сочинять бездны мрачной на краю.

Сталин элегантно? Лизнул шпоры окровавленный мастер. В пьесе Булгакова умирающий Мольер больше не находит нужным лицемерить.

Мольер. Всю жизнь я ему лизал шпоры и думал только одно: не раздави. Вот всё-таки — раздавил. Тиран! Я ему говорю: я, ваше величество, ненавижу такие поступки, я протестую, я оскорблён, ваше величество, извольте объяснить… Извольте… я, быть может, вам мало льстил? Я, быть может, мало ползал?.. Но ведь из-за чего? Из-за «Тартюфа».

Булгаков. Кабала святош (Мольер)

Когда Булгаков обращался к Сталину, за спиной писателя стояли Пушкин, Гоголь, Мольер. А когда Булгаков сочинял пьесу о затравленном гении, перед глазами писателя стоял Сталин. Всё совпадает всегда. Чёрный человек ненавидит гениев; да и зачем они?

Сальери. Что пользы, если Моцарт будет жив и новой высоты ещё достигнет?

И правда: к чему нам новые высоты?

Но отстрел волков не проходит даром. Лотман в биографии Пушкина пишет: