Немой Онегин

Это жесточайшие политические стихи. В пустыню! Ибо изменить невозможно ни императора, ни общество. В пустыню!

А когда это написано? «Послание» Жуковского вышло в 1814-м. «К Лицинию» опубликовано в журнале «Российский музеум» № 5, 1815 год. Пушкину было 15 лет. Стихи с пылающей душой. Трудно представить, что читатели не поняли, не увидели, что это ответ на послание Александру; тем более — редакторы журнала. Да вдобавок (ирония судьбы): на послание Александру ответил Александр.

«С латинского»! Никто не поверил, все поняли, но формальность была соблюдена. Так Свифт обличал порочные нравы английского двора, описывая тупость и глупость короля и министров Лилипутии.

В 1816-м директор Лицея Энгельгардт написал о Пушкине

Его ум, не имея ни проницательности, ни глубины, совершенно поверхностный — французский ум. Его сердце холодно и пусто… может быть, оно так пусто, как никогда ещё не бывало юношеское сердце.

Директор написал про холодное пустое сердце, зная стихи «К Лицинию». Не мог не знать: это ж его лицеист опубликовался. Тем более, что в предыдущем № 4 «Российского музеума» были напечатаны знаменитые «Воспоминания в Царском селе», вызвавшие восторг и редакции, и (потом) Державина.

Ответ «Лицинию» на будущую дружбу не повлиял. И прямой укол (укор), прямая цитата в «Онегине» тоже не испортила отношений. Благородный безродный Жуковский остался горячим защитником Пушкина перед троном.

Стихотворение «К Лицинию» — не случайное. Обдуманное, революционное. Романтика, жажда свободы жгли (как не загорелась бумага?), и этот огонь заставлял атаковать лучших. Злая эпиграмма до слёз огорчила великого Карамзина.

В его «Истории» изящность, простота

Доказывают нам, без всякого пристрастья,Необходимость самовластьяИ прелести кнута.

Прелести кнута в эпиграмме 1818-го — тоже не случайные слова. Эта мысль будет повторена в 1823-м: паситесь мирные народы — наследство вам (на поколения вперёд) ярмо и бич.

Мальчик нападал на лучших — на Жуковского, на Карамзина! — нападал отчаянно. Это пылкое сердце. Стыдись, Энгельгардт.

ХХVII. Во мраке заточенья

Сегодня мы не можем даже вообразить, как он жил в Михайловском и что чувствовал. Ссылка-то была бессрочная. Это сейчас осуждённый знает, сколько ему сидеть. А если будет вести себя хорошо, то вдвое меньше. Но Пушкин был сослан без приговора суда. Бессрочно — то есть навечно.

В глуши, во мраке заточенья

Тянулись тихо дни мои…

Мрак заточенья — вот как он сам воспринимал своё ужасное положение. Друзья ужасались чуть ли не больше, чем ссыльный.

П. А. Вяземский — А. И.Тургеневу

13 августа 1824.

Кто творец этого бесчеловечного убийства? Или не убийство — заточить пылкого, кипучего юношу в деревне русской? Правительство верно было обольщено ложными сплетнями. Да и что такое за наказание за вины, которые не подходят ни под какое право? Неужели в столицах нет людей, более виновных Пушкина? Сколько вижу из них обрызганных грязью и кровью! А тут за необдуманное слово, за неосторожный стих предают человека на жертву. Да и постигают ли те, которые вовлекли власть в эту меру, что есть ссылка в деревне на Руси? Должно точно быть богатырём духовным, чтобы устоять против этой пытки. Страшусь за Пушкина! В его лета, с его душою, которая также кипучая бездна огня, нельзя надеяться, чтобы одно занятие, одна деятельность мыслей удовольствовали бы его. Тут поневоле примешься за твое геттингенское лекарство: пить пунш. Признаюсь, я не иначе смотрю на ссылку Пушкина, как на coup de grâce (смертельный удар. — фр.), что нанесли ему. Не предвижу для него исхода из этой бездны.