Немцы

— Будет готов, господин лейтенант, — отвечал он улыбаясь.

Теперь Лендель был даже доволен, что у него много дел. Перестала мучить бессонница, все реже одолевали мрачные мысли о доме. Тоска по семье как-то притупилась — ее место заняли бесконечные проблемы жизни лагеря.

Ему было почти пятьдесят лет, но выглядел он еще совсем бодро, несмотря на совершенно седые волосы. Женщинам он вполне мог нравиться, тем более что был он очень любезен и снисходителен к ним. Но в его поведении не было заметно ни тени ухаживания, ни одну женщину в лагере он не выделил и ни одной не дал повода думать о каком-либо сближении.

Однако маленькая Мэди Кришер начала вокруг него какую-то загадочную, обольстительную игру. Чаще, чем это могло быть случайным, она попадалась ему на глаза и все время искала возможности оказаться с ним наедине. Лендель растерялся. Столь повышенный интерес со стороны молоденькой и хорошенькой Мэди привел его в полное смятение. Он не мог не признаться себе, что девушка очень хороша, хотя и ведет себя слишком уж непринужденно.

А та из кожи вон лезла, чтобы понравиться Ленделю. За лето Мэди сильно загорела, и в ее глазах и улыбке светились здоровая молодость и жадность к жизни. В поклонниках у нее недостатка не было, но сделаться любовницей лагеркоменданта, причем ясно, что единственной, казалось ей пределом мечтаний.

Унылым, холодным сентябрьским вечером в дверь комнаты Ленделя раздался легкий стук. Он открыл: на пороге стояла крошка Мэди. И раньше, чем он успел хоть что-то сообразить, она проскользнула в комнату.

— Вы меня не прогоните, папаша Лендель? — трогательным шепотом спросила девушка и вдруг просунула свои маленькие изящные ручки ему под мышки и прижалась щекой к жилету.

Лендель затрепетал, как пойманный воробей.

— Это невозможно, фрейлейн… Вы подумайте, в какое положение вы меня ставите… и себя тоже.

— Но я же люблю вас, — капризно сказала Мэди. — Вы что, каменный? Фу, какой нехороший! — и в ее глазах блеснули слезы.

Обида ее показалась Ленделю искренней.

— Я понимаю, вы молоды… это естественно, — пробормотал он. — Но почему вы не нашли себе более подходящий объект?

— Не хочу я ни о ком думать, кроме вас, — решительно заявила Мэди. — Все мужчины в лагере такие отвратительные, грязные, опустившиеся… Я люблю тебя…

Лендель ощущал теплоту ее тела, запах молодости кружил ему голову, он был почти побежден.

— Если бы я не был старостой лагеря, я бы мог распоряжаться собой более свободно, — попробовал он привести последний довод, но вдруг подумал, что, не будь он начальством, Мэди сейчас не обнимала бы его так крепко.

— Никто ничего не узнает, — продолжала нашептывать она, — мы будем осторожны.

«Майн готт! Это, пожалуй, самое страшное из всего, что произошло со мной за последний год», — подумал Лендель, с трепетом прикасаясь к слишком уж быстро обнажившемуся плечу девушки.

Почти каждую ночь, словно кошка, Мэди прокрадывалась к Ленделю в комнату. Он заметно осунулся и побледнел от этих бессонных ночей и страха быть застигнутым на «месте преступления». Так долго лишенный женской ласки, он против воли привязался к своей маленькой мучительнице и очень переживал, что ничем не может отплатить ей за красоту и молодость, которые она ему дарила. Он стал отдавать ей свой ужин, который теперь поварихи приносили ему наверх, старался захватить из офицерской столовой то, что можно было унести в кармане. Первое время Мэди отказывалась и уверяла, что ей ничего от него не нужно. Но однажды, не найдя на столе у Ленделя даже кусочка хлеба, она недовольно надула губки.

Через две недели после начала их связи она осторожно сказала ему:

— Мне, право, стыдно приходить к тебе в таком белье, оно совсем износилось.

— Я с удовольствием помогу твоему горю, — с готовностью ответил Лендель.

Мэди была абсолютно уверена, что староста лагеря может взять из кладовой сколько угодно метров бязи, и поэтому очень удивилась, когда он купил для нее на базаре какой-то голубой ситец в цветочках. В следующий раз Мэди попросила «немножко мыла», потом «немножко денег», и тогда Лендель понял, что этим дело не ограничится. Впрочем, не очень-то избалованный женским вниманием, он считал, что это в порядке вещей, и был снисходителен к своей маленькой возлюбленной.

Гораздо больше его волновало другое. Когда поварихи принесли ему на ужин две порции, Лендель понял, что его роман с Мэди ни для кого не секрет.

— Ты была недостаточно осторожна, — упрекнул он ее. — Ведь я же просил тебя…

— Подумаешь! — она беззаботно махнула рукой. — Чего ты так испугался? Грауер каждый день менял женщин.

— Я прошу тебя не сравнивать меня с Грауером! Но дело ведь не только во мне. Это в первую очередь компрометирует тебя.

— Нисколько! Каждая девушка в лагере желала бы быть на моем месте.

Лендель беспомощно пожал плечами — его доводы были исчерпаны.

По лагерю ходили слухи, что скоро часть интернированных будет отправлена домой, в Румынию. Мэди как с ножом к горлу пристала к Ленделю с расспросами.