Немцы

— Ах, оставь, я сам абсолютно ничего не знаю! По крайней мере хауптман мне никаких разъяснений не давал. Предполагаю, что если и будут отправлять, то только больных и женщин с детьми. Ну и тех, у кого они должны появиться.

Он и позабыл об этом разговоре, как вдруг Мэди объявила, что она беременна. Лендель обомлел.

— Этого не должно быть… — пробормотал он.

— А что ты так разволновался? — весело спросила она. — Впрочем, я еще не совсем уверена.

«Все что угодно, только не это! — с тоской думал Лендель, окончательно лишившийся покоя. — Надо прекратить наши отношения… Если этого и не случилось, то рано или поздно вполне может случиться».

Но на следующий же день Мэди на его расспросы как ни в чем не бывало ответила, что она пошутила и все в порядке.

— Я очень рад, — у Ленделя будто гора свалилась с плеч. — Но чтобы больше не рисковать, нам лучше не встречаться.

Мэди раскапризничалась, расплакалась, посыпались упреки, и Лендель уступил. Но когда через две недели она снова напугала его, он вышел из себя.

— Ну уж теперь разреши мне тебе не поверить! Я ручаюсь за себя, и ты заставляешь меня подозревать что-то нехорошее.

Она растерялась, покраснела и призналась Ленделю, что все это плод ее фантазии: просто ей очень хочется иметь ребенка.

— Ты с ума сошла! — чуть не подскочил Лендель. — Как же ты вернешься к родителям? Разве ты не рассчитываешь когда-нибудь выйти замуж?

— Но ты же сам говорил, что беременных отправят домой раньше.

— Такою ценой заводить ребенка? Ты просто глупое и беспечное существо!

Несмотря на все его увещевания, Мэди ни на минуту не покидала надежда оказаться среди тех, кого отправят домой в первую очередь, и, видимо, Лендель был не единственным, кто должен был ей в этом помочь.

Однажды в сумерках к Ленделю явилась немолодая, но бойкая крестьяночка в яркой розовой юбке. Она тихонько постучала в дверь, вошла бочком и села на краешек стула.

— Уж я решила рассказать вам все, сударь, хотя, может, вам и неприятно будет. Но все-таки скажу, потому что вы человек хороший, все вас любят, не то что Грауера какого-нибудь.

— Так что же вы хотите сказать, фрау?..

— Фрау Магдалена Панграц, так меня зовут, сударь. Вы, наверное, знаете — нас, Панграцев, здесь целая семья. Я работаю прачкой. По вторникам и пятницам стираю в бане постельное белье, но, признаюсь, стираю я и по ночам, когда горит свет. Хочется ведь заработать лишний кусочек хлеба. Вот и вчера я собрала узелок белья и только было собралась воды плеснуть в корыто, свет возьми и погасни. Просто беда, сударь!

Уставший за день, Лендель слушал болтливую бабенку с некоторым раздражением.

— Ну, когда свет погас, я и решила: лягу пока отдохну, авось свет скоро опять загорится, как это было в прошлую пятницу. Положила я свой узелок под голову и легла. Только, сударь, я задремала, слышу, идет кто-то. Я решила, что это кто-нибудь из наших прачек идет постирать. Ну, думаю, место у корыта я не уступлю, хоть лопни. Только я хотела закричать, что место занято, как вижу, что это вовсе не наши бабы, а… Как вы думаете, кто?

— Я ничего не думаю, — нетерпеливо ответил Лендель.

— Она, сударь, эта подлая фрейлейн Кришер, которая мизинца вашего не стоит. Даром, что вы ее так любите. А с нею, тьфу, этот лысый Штейгервальд. И вот вам святой крест, сударь, если бы они меня не заметили, уж у них бы…

— Какое мне дело до этого? — возмутился Лендель и вскочил. — К чему вы мне это рассказываете?

— Жалко мне вас стало, сударь, — добродушно ответила крестьянка. — Для кого другого я бы и пальцем не пошевелила. Раньше, бывало, Грауеровы барышни тоже частенько по ночам с другими кавалерами в баню заглядывали, да мне было на это наплевать.

Ленделю вдруг стало трудно дышать, и он обессиленно опустился на стул.

— Хотя это не имеет ко мне ни малейшего отношения, я прошу вас никому не рассказывать о том, что видели, — с трудом проговорил он.

— Понимаю, сударь, — хитро моргнув, отозвалась крестьянка. — А уж вы будьте так добры, пожалуйста, дайте мне кусочек мыльца. Право, я только стиркой и живу.

Весь вечер Лендель просидел у себя в комнате в каком-то оцепенении. Хотя он отчасти и был доволен, что эта уже давно тяготившая его любовная история наконец закончится, его мужское самолюбие было сильно уязвлено. Наступала ночь, а он все сидел у стола, подперев голову руками. Из оцепенения его вывел только знакомый стук в дверь. Подойдя к двери, он почти твердо сказал:

— Возвращайтесь к себе, фрейлейн Кришер.

Утром Ленделя вызвал к себе Лаптев.

— Сколько вам лет-то, Лендель? — как-то загадочно спросил он.

Лендель похолодел.

— Скоро пятьдесят, господин начальник лагеря, — пролепетал он.

Лаптев глядел на него, чуть прищурясь, в глазах его таился смешок. Лендель готов был сквозь землю провалиться.

— Приготовьте мне списки: все, кому на первое сентября исполнилось пятьдесят, все женщины с детьми и беременные, все нетрудоспособные и больные, имеющие первую группу. Пойдет транспорт в Румынию. Себя тоже включите в списки. Но пока прошу вас все держать в строгом секрете. Понятно?

— Но мне еще не исполнилось пятьдесят, — еле выговорил Лендель.