Тамара вернулась в лес по санному пути. — Здравствуйте! — весело сказала она, входя рано утром в барак. — Вот я и вернулась.
— Здравствуйте, фрейлейн Тамара! — хором ответили немцы.
— Ну здорово, дикое племя! — пробасил Влас Петрович, вваливаясь следом. — Как вы тут живы-здоровы, варнаки?
Девушка села к печке, грея озябшие руки. Немцы наперебой сообщали ей новости, но она искала глазами Штребля.
— А ты что же молчишь, староста? — спросила она по-немецки.
— Все в порядке, фрейлейн Тамара, — смущенно ответил Штребль. — Вы, конечно, останетесь у нас? Я могу снова приступить к своей работе?
— Не спеши, сначала мне все покажешь.
Лесорубы отправились на работу, а Тамара стала просматривать отчеты, сделанные Штреблем.
— Это ты писал по-русски?
— Я, фрейлейн. Можно что-нибудь разобрать?
— Можно, — улыбнулась она. — Теперь пойдем сходим в лесосеку.
Они шли рядом. Штребль так сильно волновался, что у него дрожали руки. Он показал Тамаре чисто вырубленную делянку, аккуратные штабели дров у дороги, новую прорубленную трассу для машин. Тут же стояли сделанные им самим огромные тракторные сани.
— Плохо, что мало снегу, — деловито сказала Тамара. — Не сможем вывезти… Что ты так смотришь на меня? Забыл?
— Не было дня, чтобы я не думал о вас, — неожиданно пробормотал Штребль и еще больше смутился.
Тамара отвернулась, пытаясь скрыть свою радость, и быстро зашагала дальше.
На другой день Штребль вышел рубить лес. К трем часам дня он выполнил норму и, насвистывая, вернулся в барак. Развалился на койке и стал ждать ужина. В бараке было тепло и чисто, в печи потрескивали дрова. За окнами сгущались сумерки, лесорубы один за другим возвращались, а Тамары все не было. Стемнело совсем. Ждать ее было уже невмоготу, Штребль вскочил, поспешно оделся и побежал на делянку. Он нашел ее у дороги, где она замеряла натралеванные дрова. Шел мелкий мокроватый снежок. Спина и шапка у Тамары были белые.
— Фрейлейн Тамара, вы похожи на прекрасную лесную фею из сказки, но почему вы не позвали меня помочь вам? — спросил Штребль, и в голосе его звучала такая нежность, что Тамара потупилась и тихо ответила:
— Зачем? Отдыхай, ты же целый день работал.
— Простите меня, я должен был сам догадаться, что вам нужна моя помощь.
Тамара молча подала ему молоток с клеймом. Он стал стучать по мерзлым поленьям.
Они вернулись в барак, когда все уже отужинали. Штребль сразу же поймал на себе быстрый ревнивый взгляд Розы, но сделал вид, что ничего не заметил. Он стряхнул снег с ватника, разделся и устало сел за стол. Роза молча поставила перед ним еду. Он не поднял глаз.
Тамара приготовила себе постель в конторке, где обычно спали Роза и Мария. Откуда же ей было знать, что Штребль по ночам приходит сюда к Розе, а Мария перебирается в женскую часть барака?
Роза совсем расстроилась. Легли поздно. Тамара что-то рассказывала, но она ее почти не слушала, только растерянно улыбалась и кивала головой невпопад.
Утром, сидя в конторке за бумагами, Тамара услышала женский голос, который жалобно спросил кого-то:
— Когда же ты теперь придешь ко мне?
— Ты что, с ума сошла? Ведь здесь же фрейлейн Тамара.
Тамара насторожилась.
— Может, мне можно прийти к тебе? Я никому не помешаю, — сказала женщина, и Тамара догадалась, что это Роза.
— Это невозможно, — ответил еле слышно сердитый мужской голос.
— Ты меня совсем не любишь, Руди!
Вечером, даже не дождавшись, когда освободятся лошади, Тамара пешком ушла домой.
Колесник, которого теперь сменил в лесу Влас Петрович, уходя, сказал Тамаре:
— Ты, Васильевна, Оту моего не шибко обижай. Слабый он, да и староват. Все старые будем, куда денешься…
— Я и не собиралась его обижать, — отозвалась Тамара.
Несколько дней она искоса наблюдала за Грауером, он заметил это и из кожи вон лез, чтобы ей понравиться, из последних сил таскал здоровенные промерзшие чурки. Тамара, оценив такое рвение, решила даже дать ему талон на дополнительный обед.
— Я слышал о вас много хорошего, фрейлейн, — сказал ей сразу же заискивающе заулыбавшийся Грауер. — Теперь я и сам убедился, как вы добры.
— Никакой тут доброты нету, — буркнула она.
Грауер догадывался, что девушка относится к нему настороженно, но не терял надежды и ее расположить в свою пользу. Отчасти ему это удалось: она категорически запретила другим немцам третировать и высмеивать бывшего старосту лагеря. Это ободрило Грауера. Он благодарно смотрел на Тамару, постоянно вертелся возле нее, предлагая то помочь клеймить дрова, то починить что-нибудь, то научить ее немецкому языку. Штребля это приводило в бешенство.
— Что этот старый пес все время крутится около фрейлейн Тамары? — злился он. — Я ему последние зубы пересчитаю!