Немцы

— Всем, — она потупилась. — Кто чувствует, что не совсем заслужил их, пусть постарается не остаться в долгу, — и поглядев на бледного, похудевшего Рудольфа, добавила: — Штреблю тоже дайте, так распорядилась… большая начальница, — девушка засмеялась и направилась к двери: — До свидания! Желаю вам весело провести праздник!

Штребль догнал ее в коридоре и тихо сказал:

— Фройлейн Тамара, возьмите… Я сделал это для вас… — он протянул ей маленькую изящную шкатулку. На крышке было вырезано «Erinnerung an Ural».

Тамара, опустив глаза, взяла ее и, не глядя на Штребля, достала из сумки горбушку хлеба, которую так и не успела съесть за весь день, сунула ее Штреблю и быстро побежала по коридору.

В тот же вечер Лаптев снова беседовал с Хромовым, который находился в на редкость хорошем расположении духа. Оба курили и рассматривали платежные ведомости, принесенные Лаптевым из штаба батальона.

— Ну, ладно, — согласился Хромов. — Раз ты настаиваешь, я заплачу. Но только тем, кто имеет сто процентов выполнения. Остальным — шиш! И учти, — комбат пригрозил пальцем, — это в первый и последний раз. Я и так истратился в пух и прах перед праздником на культнужды. Теперь сунься кто-нибудь из начальства: чистота, порядок, коечки, цветочки… Просто как в санатории, — он задумался, почесал в голове и с усмешкой сказал: — Может, ты кое в чем и прав. Только прямо тебе скажу: ненавижу я этих немцев, видеть спокойно не могу!.. Я из-за них психом стал. Шутка сказать, две контузии! Но деньги ты прикажи выдать… пусть получат.

Через полчаса по лагерю разнеслось:

— Выдают деньги! Хауптман приказал выдать весь заработок!

Во втором корпусе у окошечка кассы быстро выстроилась огромная очередь. Женщины и мужчины, горожане и крестьяне — все перемешалось. Никто еще не знал толком, кому сколько причитается, кто получит и кто не получит зарплату, поэтому высказывались самые разнообразные предположения.

— Уж если я не получу, то я не знаю тогда… — взволнованно говорил Эрхард. — Глядите, какие мозоли. Я их в лесу заработал.

— Ведь хауптман грозил не выдавать денег никому, если все не будут выполнять норму, — заметил Шереш.

— Наплевать! — заорал Раннер. — Подайте мне то, что я заработал, чтобы я мог купить хлеб и табак! Наплевать на тех, кто обленился до того, что собственных вшей не желает выбить!

— Не хочу я никаких денег, пусть отпустят нас домой, — угрюмо заявил Чундерлинк.

Внезапно появившийся Грауер погрозил Чундерлинку пальцем и угрожающе зашипел. Чундерлинк тотчас умолк и стушевался. Грауера теперь побаивались.

Штребль уже держал в руках полученные деньги. Здесь были три шуршащие, почти новые бумажки по сто рублей и один маленький советский рубль. Он весьма приблизительно представлял цену этих денег, но они были очень дороги ему — за этими деньгами громоздились груды дров, нарубленных им вместе с Бером. Если бы он не получил их сейчас, то был бы сильно расстроен.

Эрхард вылез из очереди красный и сияющий. В руках у него были четыре сторублевые бумажки. Он ткнул ими в нос стоявшему рядом Чундерлинку и торжествующе засмеялся.

На танцах уже заливался аккордеон и начали кружиться пары. Проходя по двору, Штребль столкнулся с Розой Воден, Она шла, крепко сжав в кулаке полученные деньги, но лицо ее было мрачно.

— Что с вами, Роза? — с участием спросил он. — Может быть, письмо из дома получили?

— Нет, писем нет… и родные наши далеко. Заступиться за нас некому…

— Вас кто-то обидел? — удивился Штребль, ведь Роза была настолько доброй и покладистой, что никому бы и в голову не пришло с ней конфликтовать.

Но Роза заплакала:

— Я пришла сегодня в нашу комнату, вижу, все мои вещи перерыты и выброшены в коридор. Я спросила, что это значит. Циммеркомендантин сказала мне, что Грауер приказал перевести меня на работу в прачечную, а прачки, как вы знаете, живут в бараке возле прачечной. Там такая грязь, а у нас была такая милая, светлая комната. И… я вовсе не хочу уходить из леса. Чем я провинилась? Я старалась работать изо всех сил.

— Ишь, негодяй! — пробормотал Штребль. — Но вы не бойтесь, Роза. Я постараюсь вам помочь. Сегодня танцуете со мной?

Роза подняла на него удивленные, заплаканные глаза.

— А крошка Мэди? — спросила она не без лукавства.

— Мэди больше нет, — засмеялся Штребль.

В этот вечер было особенно много танцующих. Штребль кружил в вальсе крупное, но подвижное тело Розы Воден. Она была старше его и держалась так серьезно, что он и подумать не мог прижаться к ней так, как прижимался к маленькой кошечке Мэди.

— Я соврал Грауеру, что вы моя кузина, — шепнул он Розе. — Посмотрим теперь, посмеет ли он вас преследовать. В лес будете ходить по-прежнему, так он мне обещал.

— Спасибо, — чуть слышно ответила Роза, и лицо ее осветилось счастливой улыбкой.

— А у этой обезьяны Грауера неплохой вкус, правда, Рози? Будь я на его месте…

— Вы сегодня слишком смелы, герр Штребль, — оборвала его раскрасневшаяся Роза, но тут же добавила: — Если бы на месте Грауера были вы, то и разговор был бы другой.

Штребль взглянул ей прямо в глаза. Она поспешно отвернулась.

9