Немцы

Тамара и Звонов забирались все выше и выше. У нее уже был набран большой букет подснежников, и у Саши — полная пилотка. Они смеялись, то и дело совали друг другу в нос подснежники, а сами все лезли дальше — к самой вершине Чертовой Шапки.

— Эй, вы, не балуйте там! — крикнула Татьяна Герасимовна, услышав, как из-под их ног осыпаются камешки.

На вершине горы построена была дозорная вышка, полуразрушенная теперь ветрами и ливнями. Шаткая лестница вела наверх. Тамара поманила Звонова, и тот, не раздумывая, полез за ней.

— Петр Матвеевич! — донеслось до Лаптева издалека сверху. — Идите к нам!

Лаптев оглянулся: две маленькие фигурки виднелись над лесом. Ветер играл ярким платком на голове девушки.

— Не вздумай и ты лезть, — строго сказала ему Татьяна Герасимовна. — Вышка вся ветхая. Оступишься, кругом камни.

Но он не устоял перед искушением. Вся красота Чисовского открылась перед ним с этой лесной вышки. Чис лентой вился между крутых берегов, сложенных из камней самых разных оттенков. Справа они были голубыми, почти синими, слева — розовели, как закапанные ягодным соком. А кругом темнели леса, закрывая весь горизонт. Прииск казался отсюда маленьким селением. Драга «Алая» плавала темной гагарой между желтыми речными отвалами.

— Слезайте вы! — кричали снизу Татьяна Герасимовна и Хромов.

Лаптев оступился и чуть не упал. Тревожно екнуло сердце — внизу торчали острые камни. Тамара схватила его за ремень, рассыпав при этом все подснежники. Оба засмеялись.

Внизу Хромов уже расстелил на траве газету, расставил вино и закуску. Нюрочка сидела рядом и жевала пирожок.

— Выпьем за Первое мая и за скорую нашу победу, — сказала Татьяна Герасимовна, когда все уселись. — Пей и ты, Томка, здесь бабушки нет. А ты куда? — закричала она на дочь, которая тоже потянулась за стопочкой. — А тебе, Аркашка, можно — ты у меня мужик!

Хромов пил чайным стаканом, это была его обычная порция.

— Бензином отдает, — сказал он, чуть поморщившись. — Нет, это не водка. Вот венгерское и румынское ракия — это вещь. Мы ее там целыми бочками глушили. Зайдем в погребок — и на шарап! Можно сказать, попили в свое удовольствие.

— На што нам твои раки? — отозвалась Татьяна Герасимовна. — Нам и эта хороша, было б побольше!

— Против «Московской особой» и раки тоже не годятся, — решив показать свою осведомленность, заметил Звонов.

А комбат, несмотря на то, что захаял водку налил себе еще стакан.

— Была не была! — он опрокинул стакан в рот.

— Здорово пьешь, товарищ старший лейтенант, — прищурившись, сказала Татьяна Герасимовна.

— Я все здорово делаю, — подмигнул ей Хромов. — Пью здорово, ем здорово… фашистов бил здорово, теперь вот на немцев жму тоже как надо! Такой уж у меня характер. Зато, гляди, замполит мой по чайной ложке тянет. Он во всем у нас такой тягучий…

— Тягучий, да не противный, — отозвалась Татьяна Герасимовна, подвигаясь к Лаптеву. — Выпей, ягодка, Петр Матвеевич! Что он задается!

— Пусть себе… — улыбнулся Лаптев.

Комбат заметно хмелел. Наливая очередной стакан, сказал срывающимся голосом:

— Вы мне не рассказывайте… Я своими руками немцев душил, а фрау ихних имел, сколько душе угодно…

— Тише ты, к чему это при женщинах? — строго остановил его Лаптев. — Если пьян, пойди ляг на телегу.

— Зачем вы его только взяли? — шепнула Саше расстроенная Тамара.

— А кто его брал? Сам привязался, — так же тихо ответил он.

Комбат встряхнул головой, словно пытаясь сбросить хмель.

— Пьян? Не-е-е, ошибаешься, политрук, я не пьян… Мы с тобой прямо противоположно понимаем… Ты за немцев, а я — против… Вот и всё.

— Кончай этот разговор! — еще строже приказал Лаптев.

— Не кончу! — Хромов встал и зашатался. — Я командовал ротой разведчиков! Можешь ты это понять? Сам «языков» брал. Эх ты, штабная крыса! Я сам офицеров допрашивал. Молчит — в рот ему керосину и поджечь! Паффф! — Хромов захохотал.

Нюрочка заплакала и прижалась к матери.

— Скот же ты, товарищ Хромов! — возмутилась Татьяна Герасимовна. — Чем ты куражишься? Над пленным изгаляться не хитро. С солдат, говорят, за это взыскивают, а ведь ты командир! Стыд, товарищ комбат!

Хромов как будто отрезвел. Он лег на землю и подпер голову руками.

— Аркашка, — приказала Татьяна Герасимовна, — отвези его домой. Мы пешком придем, — и, повернувшись к Хромову, добавила: — Испортил ты нам праздник, товарищ комбат.

Аркашка увез Хромова. Лаптев был смущен и не знал, что сказать. Тамара сидела бледная и задумчивая. Звонов озадаченно теребил пилотку.

— Пес с ним! — наконец весело сказала Татьяна Герасимовна. — Что ж нам из-за него веселья лишиться? Давайте разопьем, что от комбата осталось!

Она налила и выпила первой.

— Вы моя хорошая! — шепнул ей Лаптев. — Я просто в вас влюбился.

— В старуху-то? — шутливо отозвалась Татьяна Герасимовна. — Скоро с клюшкой буду ходить.

О Хромове скоро забыли. Пели хором фронтовые песни, Тамара с Сашей, хоть и без музыки, танцевали, при этом Звонов расхрабрился и все норовил чмокнуть ее в щеку. Подобрали рассыпанные подснежники и оправились домой пешком, шлепая по грязи.