Ненавижу тебя любить

Татьяна, как всегда, роскошна. В строгом темно-зеленом платье, идеально ухоженная, как будто пришла не на спектакль, а на торжественный прием. Совсем некстати приходит мысль, что она-то как раз куда больше мне подходит. И по возрасту, и по стервозности. Вот только совсем не привлекает, хотя определенный шарм в ней есть. А вообще, глядя на нее, я начинаю понимать, почему отец так свихнулся на своей училке. Когда вокруг вот такие вот ограненные бриллианты, очень хочется найти камушек попроще, но поинтереснее.

И я вижу его, едва мы входим в зал. Ксения как раз усаживается на свое место в пятом ряду. В темно-синем платье и колготках с цветочным узором она кажется совсем девчонкой, только яркие волосы не вяжутся с образом отличницы. Худенькая, на лице почти ни одного следа косметики, сапожки на высоком каблуке кажутся слишком тонкими для разыгравшейся зимы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Это она? — Татьяна замечает мой взгляд. — Какая юная.

— Она. Ей двадцать пять.

— А на вид совсем девчонка. Что мне делать?

— Ничего. — Я пожимаю плечами.

— В каком смысле? Я думала, ты взял меня, чтобы досадить ей. Я могу разыграть хороший спектакль, Вова. Очень хороший.

— Да не надо ничего играть. Просто сиди и все. Со своей женой я разберусь сам.

— Как скажешь. Так где мы сидим?

Где-где. Разумеется, рядом с ними. К счастью, желающих сходить в театр среднего пошиба в будний день не так много, чтобы я не смог добыть два билета в аккурат рядом с Вишенкой. Причем с обеих сторон, ибо два часа в темноте рядом со смазливеньким врачом не входили в планы.

— Разрешите, — Татьяна мило улыбается, проходя к нашим местам, — спасибо большое.

Ксения меня еще не узнала, но вот-вот поднимет голову. И я, к собственному неудовольствию, чувствую, как сердце бьется сильнее в нервном предвкушении. А когда это, наконец, происходит, оно и вовсе сбивается с ритма. Я смотрю в ее огромные глаза, вижу в них недоумение, смешанное с недоверием, и те долгие секунды, что протискиваюсь мимо нее, нахожусь очень близко, чувствую ее дыхание, могу протянуть руку и коснуться.

Но не касаюсь, ибо к нам приковано слишком много лишних взглядов. Впрочем, еще есть антракт, время после спектакля…

— Ты что здесь делаешь?! — шипит она — и иллюзия растворяется в воздухе.

— Пришел в театр. Кстати, знакомьтесь, Татьяна — коллега, моя подруга. Таня, это Ксения, моя жена…

— Бывшая, — подает голос врач и мне хочется открыть спектакль примитивным, но эффективным мордобоем.

— А это ее врач.

Где-то я уже этот диалог слышал…

— Тоже бывший, — добавляю я прежде, чем Олег открывает рот.

Ксения держится холодно и отстраненно, но я замечаю на ее щеках предательский румянец. И взгляды, которые она периодически бросает на безмятежную Татьяну. Кажется, мы оба излучаем столько ревности, что хватит и на остальных зрителей, и на актеров.

Олег склоняется к ней и что-то говорит. Я почти уверен, что предлагает уйти, но Вишенка качает головой и улыбается.

— С кем Маша? — спрашивает сквозь зубы.

— С… гм… няней. Новой.

— Ну, она-то хоть не бревно?

— То, что нужно.

— Рада за тебя. Жаль, что ты не можешь наслаждаться тем, что нужно, не втягивая в процесс меня. Доволен? Ты испортил мне свидание. Гордись собой, Никольский.

— Я ничего не сделал.

— Я уверена, за тобой не заржавеет.

К счастью для меня звенит последний звонок, гаснет свет — и спектакль начинается. Я равнодушно смотрю на разрисованных и наряженных актеров, изображающих то Бездомного, то Воланда, то Маргариту с — почему-то — розовыми маргаритками. Украдкой поглядываю на профиль Ксении, и размышляю. Удается ли ей следить за нитью повествования? Или она далеко, злится, психует, ругает меня при помощи всего словарного запаса?

Вряд ли она догадывается, как сегодня хороша. Как выгодно отличается от роскошной лощеной Татьяны, как играет ее молодость и сдержанность в немного пафосных театральных декорациях.

На ее ноге из-за короткой юбки выглядывает краешек цветочного узора. Соблазнительно так выглядывает, буквально заставляя протянуть руку и ладошкой коснуться прохладной кожи, спрятанной за плотным капроном.

Вишня вздрагивает так, словно ее бьет током, впивается коготками в мою руку прямо до крови. Но я успеваю сжать ее коленку, чуть склонившись к ней, вдохнуть пьянящий вишневый аромат и почти отключиться, забыть, где мы.

Давно забыта сделка с отцом, данное в ресторане обещание и сбивчивое прощание. Я хочу ее коснуться, хочу вспомнить вкус губ и не хочу видеть рядом с кем-то посторонним, почти физически ощущаю потребность увести ее как можно дальше от этого врача и вообще каждого, кто посмотрит в ее сторону.

Первый акт заканчивается, в зале зажигается свет — и в ту же секунду когти Ксюхи отпускают мою руку, а я выпрямляюсь, делая вид, что ничего не происходит. Хотя Татьяна, конечно, не дурочка, она прекрасно все видит. Но ей плевать, у нее здесь своя выгода.

— Извини меня, я на пару минут, ладно? — Ксюша улыбается Олегу.

— Ты уверена?

— Да, мне надо пару слов.