Ненавижу тебя любить

— Ксения Валентиновна. Вам лучше открыть дверь.

А я почти забыла о давнем уговоре с Царевым. Понадеялась, что забыл и он, но… такие ничего не забывают. Смотрю в зеркало, что висит в прихожей, стягиваю шапку и берусь за щеколду замка.

— Ксения Валентиновна, — Константин улыбается, как хитрый кот, увидевший сметану, — разрешите войти?

— Проходите.

Стараюсь говорить спокойно, хотя это все спектакль: сердце бухает в груди, и мы оба это знаем. Но продолжаем играть роли: я — храброго зайца, а Царев — доброго охотника. Правда, охотится он совсем не на меня.

А еще вместе с ним какой-то амбал. Наверное, охранник. Молчаливый, невозмутимый, огромный. Они все одинаковые, порой мне кажется, что вся охрана мигрирует от одного богатого мужика к другому.

— Куда-то собираетесь?

— По магазинам хочу пройтись.

— Тогда не отниму у вас много времени. Куда можно пройти? В комнату? Как вы устроились здесь… уютненько, уютненько, прямо, знаете ли, молодостью повеяло. Да-а-а… годы уже не те. На диванчик можно? Вы не бойтесь Сашу, он — всего лишь моя тень. Итак, Ксения, до меня дошли тревожные слухи, что вы с бывшим мужем все ближе и ближе. Мне стоит волноваться по этому поводу? Вчера Владимир привез вас домой после страстных объятий в театре… до этого вас уволили из ресторана за секс прямо на рабочем месте. А я думал, вы искренны со мной… были.

Я с трудом заставляю себя держать его взгляд, оставаться равнодушной и усталой. Я не актриса, но сейчас от меня требуется максимум актерского мастерства, чтобы спрятать страх в дальние уголки души, оставить только то, что вписывается в образ разозленной бывшей жены.

— Он отец моего ребенка. Вы пропали, не давали о себе знать. Чего вы ждали? Что я буду избегать Владимира в ожидании чуда, которое может и не случиться? У вас свои цели, у меня — свои. Если ваш план не выгорит, я должна иметь запасной, пусть он дает всего пару встреч с дочерью в неделю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Царев вдруг смеется, да так искренне, что я удивленно моргаю.

— А у вас есть зубки, Ксюшенька. И как вы объясните поведение Никольского? Почему вдруг он воспылал к вам таким интересом?

— Он хочет то, что ему недоступно. Он ждал, что я буду бегать за ним и просить прощения, а я посмела выжить и начать строить новые отношения. Его бесит, когда у меня все налаживается.

— Да, это похоже на Никольского. Ну что ж, Ксения, настал момент, когда мне нужна ваша помощь, а в ответ я предлагаю свою. Вы звоните сейчас Никольскому и просите его о встрече вот по этому адресу.

Он протягивает желтый стикер с четко написанным адресом.

— И дальше ждете указаний моих юристов.

— Что вы с ним сделаете? — онемевшими губами произношу я.

— Ничего особенного. Небольшой несчастный случай… да не бледнейте вы так. Мне нужно, чтобы Никольский сошел с дистанции, перестал ставить мне палки в колеса. А вам нужно получить опеку над дочерью. Сначала получите временную, а потом он будет занят и сам отдаст вам Марию. Ну, а если не отдаст, мои юристы позаботятся. Я держу свое слово, Ксения. Возьмите ваш телефон. Позвоните.

Я медленно достаю из кармана смарт. Невооруженным взглядом видно, как дрожит рука. Царев смотрит не моргая, всем видом давая понять, что не уйдет, не успокоится, пока я не произнесу нужные слова в трубку. В его голосе мягкое убеждение, а во взгляде — холодный огонь, который перекинется на меня, если вдруг решимость в последнюю минуту даст сбой.

— Что мне ему сказать? Что по этому адресу?

— Придумайте что-нибудь. Вы были его женой, вы сейчас — объект его мыслей и желаний. Вам виднее, как заставить его приехать. Я рассчитываю на вас, Ксения.

Да. Я тоже на себя рассчитываю.

Он следит неотступно. Смотрит, как я листаю контакты, как дохожу до буквы «В» и замираю. Нахожу в списке «Вова» и долго смотрю на знакомое имя.

— Ну же, Ксения. Решайтесь. Это ваш единственный шанс быть с дочкой, потому что вы знаете, что Никольский поиграет с вами, как с десятками других девушек, и вы продолжите биться в закрытую дверь, стоять у ворот в надежде хоть краем глаза взглянуть на девочку. Неужели вам не кажется это справедливым? И вы простите все, что он с вами сделал? Неужели не хотите отомстить, заставить прочувствовать малую часть того, что чувствовали сами, оставшись без ребенка, средств к существованию, крыши над головой?

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть Цареву в глаза.

Не хочу. Последнее, что я хочу — причинить боль отцу моей дочери, чтобы она видела его могилу или больничную палату. Последнее, чего я хочу, это мести. Для таких, как Царев есть только два пути: простить или отомстить. Я не хочу прощать Вову, по крайней мере так, как это принято. Не хочу соглашаться с тем, что заслужила его ненависть. Но хочу принять его право на любые эмоции после пережитого… как и свое. Не хочу сравнивать, кому пришлось хреновее, не хочу мериться аргументами, не хочу разбираться, кто прав, а кто виноват.

Хочу, чтобы все оставили меня в покое, не лезли грязными руками в чувства, не пытались управлять ни моей ненавистью, ни любовью.