Ненавижу тебя любить

— Нет уж. Не надо никому звонить. Я вас потом по моргам опознавать не собираюсь. Я сама с ним поговорю. А ты поговори со своей Татьяной. Ей, так-то, тоже мало приятного сидеть в одиночестве.

Я машу рукой, а Ксюша высвобождается из моих рук — к великому сожалению.

— У нее праздничное агентство, я обещал ей заказ на корпоратив, если она придет со мной.

— Тогда отвези меня домой. Я хочу спать и… мне надо осмыслить новую информацию. Разузнай, если что-то сможешь, об Азалии Коваль. Почему Иванченко сменила имя и как с ней связан мой отец… помимо патологического желания любыми способами разобраться с обидчицей дочери.

— Ты уверена, что хочешь знать?

Ксюша тяжело вздыхает, и мне становится ее жалко. Знакомое чувство: когда привычный мир рушится, а ты стоишь на руинах и понятия не имеешь, что делать дальше.

— Уверена. Выясни.

— Хорошо. Идем.

Она залпом допивает остывший растворимый кофе и морщится. А потом я слышу то, чего услышать совсем не жду.

— Мне жаль твоего сына. И… я тоже не знаю, как бы поступила, если бы Даша умерла.

А я, кажется, знаю. Это так странно: вместо нарисованного больным воображением образа видеть совершенно незнакомую девчонку.



Глава пятнадцатая

Ксюша

У него есть ребенок. Черт. Был ребенок. Так жутко говорить в прошедшем времени о чьем-то сыне, ровеснике Машки. Дети не заслуживают отвечать по счетам родителей, Дашкин сын должен был жить… а теперь их обоих нет. Так странно быть причастной к чужой смерти… я не нажимала на курок, не обрезала веревку, но стояла за спиной палача, моим именем он прикрыл то, что сделал.

А если бы это мы с Вовой пережили бы смерть ребенка? Сохранили бы брак? Не будь Даши, Димы, моего отца. Просто брак, просто по расчету, никакой любви в фундаменте, только поверхностная дружба и схожие вкусы. Пережили бы или возненавидели друг друга, обвиняя в потере дочери?

Я не могу уснуть, не могу заставить себя набрать номер Олега утром, с трудом запихиваю чашку кофе и крошечный хлебец. Надо работать, но получается только смотреть в пустой экран. Жалеть себя, Дашку, маленького Диму, едва успевшего увидеть папу, Вовку, дурака, жившего столько лет в аду и устроившего ад мне. Машку, которая наверняка сейчас довольна жизнью и гуляет в садике, но невозможно не проецировать все на собственную дочь.

Почему я не заметила? Вопросом можно задаваться бесконечно. Хотя не так… почему предпочла не заметить? Ведь чувствовала. Свадьба, медовый месяц, несколько месяцев после — почти идеально, почти любовь, хотя скорее дружба. Но были и прогулки, и совместные просмотры фильмов, и рестораны, и кофе на веранде, и секс, и я гордилась тем, что замужем и собиралась построить идеальную семью.

Потом холод. Задержки на работе, вечно измученный вид. Он ненавидел, когда я поднималась утром, чтобы помочь ему с галстуком и завтраком, а я все думала, что вот он, признак идеальной жены, если делать так каждый день, то рано или поздно в чудовище снова проснется принц, с которым мы нежились на пляже две недели после свадьбы.

Потом беременность, Машка — и принц, казалось, вернулся. Потом сдержанность, вежливое сосуществование, а потом та идиотская фраза — и я осталась одна. Я невольно раз за разом пытаюсь представить, каково это: стоять на мосту, зная, что через пару секунд тебя не станет, чувствовать дыхание смерти, которая на этот раз приняла образ… моего отца.

Он вообще понимал, что творит?! Действительно думал обо мне, или нашел удобную причину? Осознавал, что однажды и его дочурка может оказаться на месте Дашки?

Вскоре понимаю, что больше так не могу. Надо пройтись, проветриться, выпить где-нибудь кофе. Оказаться в людном месте, может, побродить по ТЦ и посмотреть платье для Машки. Забыть о прошлом. Хоть на секундочку, на миг, на крошечное мгновение. Хотя по-хорошему бы позвонить Олегу… вот только я понятия не имею, что сказать.

Прости, что бросила тебя в театре?

Прости, что целовалась с бывшим на глазах у тебя?

Прости, я не могу начинать новые отношения, пока старые меня преследуют?

Прости, я тебя не люблю?

Бред, бред, бред!

Хочу снова оказаться семнадцатилетней Ксюшей. Которая не замужем, мечтает закончить институт и помогать отцу, не убийце, а обычному папе, политику, слегка грубоватому и прямолинейному, но привычному и надежному. Пройти мимо Вовки, равнодушно скользнуть взглядом по сыну компаньона папы, отказаться от приглашения и только фыркнуть в разговоре с Веркой «фи, он же старше!». А потом завалиться с однокурсниками в клуб и влюбиться в какого-нибудь мальчика. Который обязательно исчезнет, разобьет мне сердце, но зато оставит мне осколки, а не заберет с собой.

Я одеваюсь нарочно медленно, потому что слышу на лестничной клетке шаги. Не люблю сталкиваться с соседями, это что-то подсознательное, странное. Но я всегда, если слышу их в подъезде, жду когда шаги и голоса стихнут, и лишь потом выхожу.

Но, едва воцаряется тишина, и я берусь за ручку двери, раздается стук в дверь. Нехороший, тревожный, какой-то слишком резкий и громкий.

— Кто там? — спрашиваю я.

Слышу голос, от которого в жилах стынет кровь: