Нэнуни-четырехглазый

— Мне наконец разрешили заняться научной работой. При поддержке Географического общества начну изучать подводную жизнь Байкала. Но с вами связи терять не будем. Как прибудете на Олекму, сразу же сообщите адрес… Вы, конечно, слышали о недавнем героическом восстании на Кругобайкальской дорого? Предлагаю пойти поклониться братской могиле.

Холмик — общая могила четырех расстрелянных руководителей мятежа политзаключенных — еще не зарос травой. Чьи-то заботливые руки не давали ему исчезнуть с лица земли. Сняв шапки, двое ссыльных долго молча стояли на месте казни, почтив память погибших товарищей.

Вскоре они расстались надолго. Бенедикт Дыбовский стал первооткрывателем подводных организмов «Священного моря», а село Култук, где он жил, вечным памятником неутомимому ученому.

Янковский устроился на золотом прииске на Олекме. На первые заработанные деньги купил старое кремневое ружье, порох, кусок свинца. Вечером, при коптилке, отковал три пули: на четвертую свинца не хватило и он пожалел истратить хотя бы одну на пристрелку. На заре надел лыжи и отправился в тайгу. Выследил огромного лося, подкрался, тщательно прицелился — трах!!! Но когда дым рассеялся, сохатого на месте не оказалось. Обескураженный, Михаил затесал толстую лиственницу, выстрелил в нее с упора и тоже не попал. Стало ясно — кремневка свой век отслужила. Он вернулся в поселок и со вздохом кинул фузею в сарай.

С этого дня дал зарок, а впоследствии завещал сыновьям: никогда, ни при каких обстоятельствах не выходить на охоту с непристрелянным ружьем.

Прошел год, второй, третий. Жизнь наладилась, появился достаток. Страстный охотник приобрел винчестер, двустволку, завел легавого пса Барса. Изредка приходили письма от Дыбовского, делившегося своими открытиями. Михаил отвечал, что устроился неплохо, живет в тепле, сыт, свободное время проводит на охоте. Это, конечно, не каторга. Но ему здесь тесно, все однообразно, а так хотелось бы поездить, посмотреть свет…

И вдруг письмо от доктора. Он завершил работу на Байкале и предлагает принять участие в экспедиции на Дальний Восток. Дыбовский получил разрешение генерал-губернатора на троих: себя, Годлевского и Янковского. И хотя наместник в средствах отказал, его поддержал ответственный секретарь Географического общества Усольцев, выделил на организацию путешествия пятьсот рублей. Они с Годлевским на днях выезжают в Забайкалье и, если Михаил согласен, пусть догоняет их в Чите.

Янковский не колебался ни минуты. Взял расчет и сел на первый уходивший вверх по Лене пароход. Добрался до Иркутска, получил у Усольцева пропуск, переправился через Байкал и прискакал на почтовых в Читу. Через несколько дней все встретились на берегу памятной Ингоды, в станице Сиваково, в избе потомственного забайкальского казака Силы Михайловича Ковалева.

Дыбовский поставил перед собой цель подробно обследовать бассейн Амура и через Уссури пробраться к берегам Японского моря, в Приморский край. Но кап преодолеть пространство в несколько тысяч верст с неизбежными препятствиями? Мысль о путешествии на лошадях отпадала. Лучше всего надежное, удобное судно. Но где его взять? В станице ничего подходящего не было.

Дыбовский задумался, потом пытливо глянул на Янковского.

— Вся надежда на вас, пап Михаил. Возьметесь построить ладью, которая будет служить нам и домом, возможно, на два-три года?

— Попробую, пан доктор. Давайте завтра же отправимся искать нужный материал…

В нескольких верстах от Сиваково осмотрели сосновую рощу, выбрали, спилили и сплавили в станицу огромную, почти без сучков, лесину. Закатили на козлы и распустили ее на доски и плахи. Михаил посидел вечер, составил чертеж. Потом заготовил из корня шпангоуты, наточил топор и взялся за дело.

Работал с душой, с подъемом. Быстро загоревший, в полинявшей рубахе с закатанными рукавами, без шапки, со спиральками мелкой стружки в пышных каштановых шевелюре и бороде, он мастерил свое детище от зари до заката. Товарищи помогали, как могли: где поддержать, где перевернуть. Отзывчивые станичники несли кто гвозди, кто смолу, кто паклю. Их «Надежда», как ее окрестили, хорошела с каждым днем. Она вышла просторной и достаточно легкой, чтобы три человека могли управлять парусом, а когда нужно — гнать ее на шестах или на веслах. В ящике с песком оборудовали кухню, где можно на ходу разводить огонь, варить обед или чай. На специальных дугах в непогоду натягивался брезент, под ним получалась каюта. Из плотно связанного в пучки камыша Михаил сделал три спасательных пояса. Такой же, только более мощный пояс, охватил «Надежду» вдоль бортов, сделав ее непотопляемой.

Ладью опробовали на воде и вытянули на катках на берег под погрузку, а наутро назначили выход в дальнее плаванье. Вечером все в последний раз сидели в просторной горнице Силы Ковалева и, поужинав, принялись за неизменный, со сливками, солоноватый забайкальский чай — сливан. Дыбовский не скрывал своей радости: