Нео-сюрреализм СтеклоGasm

Порогом деревянным обита старая столешница, на воображаемой клавиатуре скопился толстый слой хрустальной пыли: Солнце уже давно не прикасалось к этому чуду. А как же тонкая пластина экрана, на которой порхали буквенные сочетания с красивыми словесами?

Писатель ненадолго ушел с повествования, желая обнажить внутренние вращения нового Имени – Гермафродита. Нужно это обкатать, опробовать!

Неуемное или достаточное действие? То, что непорядок превышает стороны некоторых взаимосвязей между Горой и мягким тонким телом Оно, не разрешает возникшего противоречия. Середина решила все-таки показаться всему свету и звездному же Солнцу. Эвкалипт смотрел грозно, но вместе с тем по-отечески нежно.

Правая нога мягко помещается в ступор, а за ней третья идет, ломается грубо, четвертая и вовсе сместилась в крошащийся розовый филактерий. Тридцатым числом напомнила о себе невидимая вершина Горы. Тут сразу стало понятно, что взойти на нее и одновременно помазать лоб еловой мазью – нелегкое предприятие.

Зелень Эвкалипта разжала свои невесомые объятия, и Гермафродит с легкостью просунулся в зеркальные полости горнего восторжения.

Древняя стопа увернулась от удара молнии, решив заговорить первой:

– Раньше ты помещалось у меня на ладони, а теперь тебе приходится преломляться на свету да снегом припорашивать свои отросшие волосы. Возвышение отмерло в далеком будущем, делается твоя славность в высоких кручах космических. Дитя, ты можешь быть как Дома!

– В благодарностях рассыпаясь, моя Срединная елота приветствует вашу светлость! А полости ваши, блистающие, истинно пришлись мне по нраву, но остаться я не могу, ибо на лбу моем вскоре окажется еловая мазь. Мне требуется взобраться на вершину, которую с земли не видно и не слышно.

– Для таких целей нужно ловить трепет святого Духа, который обитает в сознании каждого сновидящего создания. Отопри эти великие сокровищницы и упади в них, да глубоким сном забудься. Оно тебе покажет верную дорогу. Ты сможешь дойти не только до вершины, но и проникнуть во вселенские сказки нашего общего Обиталища. – Гора нежно чмокнула дорогого гостя и продолжила:

– Загадкой, которая отопрет внутренние и внешние дверцы твоего существа, послужит такая взвесь: «Анаро Роза Грамина О-семь». Бумажные строчки не нужны, просто представляй эти слова, поместив их в воображаемые, пылающие розовым кольца.

Гермафродит подивился данным словам и стал сыпаться звездной крошкой:

– Эта причудливая словесность пришла ко мне во времена, когда Старик был еще жив, но о них я ему не сказал, потому что убоялся его помрачений и злобы. Перец и кофе стали для меня родительским назиданием и все препятствия волшебный способом самоустранились. Надеюсь, что и здесь все произойдет само собой: ведь главное уйти внутрь и увидеть свет – именно он поведет меня к цели самыми короткими путями!

Оно захлопало в ладоши, сделало два оборота вокруг собственной оси и принялось укладываться к своему будущему путешествию, благо для удобного расположения все было укомплектовано.

Зеркальные полости Горы вместе с деревянными нагнетаниями Эвкалипта улыбкой создавали подобия постелей и стульев. При желании можно было обнаружить даже стол с рукописными творениями побывавших здесь путников, которые навещали сказочные полости еще до Гермафродита. Всяческие благодарности хвалились в кучах среди напоминаний о Высях космических, о древесных стружках и рецептах еловых мазей. Магия!

Сущность удобно устроилась на ночлежку и до того было славно пребывать среди всей этой сказки наяву, что она разнежилась и с легкостью отдалась сонливой маре на встречу со своей судьбой.

Собрались среди гладких и мерзлых граней дети цветочных воспоминаний: манна небесная спустилась на всех, подмогая себе пульсирующими же свечениями и залами дворцовыми, где жила вкусная помадка с лицом обиженного мальчишки. У помадки этой были волосы величиной с гусениц и до чего они смешно болтались в воздухе!

Человеческое тело, красные планеты под глазами, а на руках некоторая неосторожность, сметающая остатки всякой важности. От чего же сердце так заходилось в энергичные удары? Не от того ли, что казалось все это очень близким, стоящим рядом с плечом, подминая особого вида подлокотники?

Важность – это слово, убившее столь многих, способных к созиданию натур, и которое в течениях времени все продолжает свое унифицирующее дело, помещая яркие цветы вдохновения под пресс страха.

Страх – еще одна градация трусости. Он всегда идет под руку с важностью, расплескивая зловонную жижу на слабость и взор.

«Уф, глаза слиплись. Не бояться, не делать лицо похожее на помадного мальчика, а не то волосы превратятся в гусениц, и я никогда не доберусь до вершин!» – Ворочался на мягких улыбчивых подушках Гермафродит, набирая внутренние скорости.

Глубокие, покрытые снегом пейзажи мелькали в проносящихся диких вертунах неимоверного пространства. «Принести бы охапку горячих дров и сбросить все это на каменное тело дворца. Мальчик бы точно рассыпался, а помадка его блеклой лужицей бы растаяла».