Кусочки старого мира еще встречаются. Ви замечает, как Пласид тащит куда-то еще живую квохчащую курицу, и у нее рот невольно наполняется слюной; она вспоминает свое детство, когда с едой все было не настолько беспросветно плохо, и что мама курицу готовила… Но Пласид неумолимо отрубает птице башку, бормочет что-то себе под нос. Все лучшее — лоа, несуществующим духам. Люди не достойны этой милости.
Мир не кажется ей живым — накладывается фильтр из воспоминаний Джонни. Он застал его еще настоящим, не вплавленным в хром и пластик, и от этого Ви иногда тоскливо. Ностальгия по временам, когда ее не было, да и ее родителей — тоже, вот что приносит Ви новый день. А еще много крови и разборку с вудуистами, но это все как-то отходит на задний план.
Но все эти воспоминания возвращаются к Ви, когда она идет по ночному рынку на Чпок-стрит. Не то чтобы она искала ночные приключения, но ей понадобился оружейник неподалеку, надо было подточить катану. «Позерша», — с наслаждением выговаривает Джонни, когда она на пробу касается клинка пальцем. Царапина раскрывается будто по волшебству. Ви убирает катану в заплечные ножны и довольно улыбается: «Главное для наемника — эффективность и стиль».
На рынке она немного теряется; Ви нечасто тут бывает в это время. На нее ворохом сыплется куча предложений, Ви может купить любовь на одну ночь или подозрительный имплант, который наверняка выкорчевали из трупа, наркотики или запрещенные брейн-дансы с каким-нибудь ебанутым гуро. Все это ее не интересует, да и зачем спускать деньги на какой-то кровавый порнофильм, когда вся ее жизнь его напоминает.
— Блядь! — рычит Ви, когда ее толкает в спину какой-то мальчишка, проносящийся мимо. В ее время не носят на поясе кошельков, чтобы их можно было так подрезать, но Ви все равно напрягается.
Стычка заставляет ее остановиться около темного угла, в котором кто-то тихо возится — и она невольно кладет руку на кобуру. Тихий смешок обжигает ее, и Ви коротко втягивает воздух носом, но слышит негромкий, почти ласковый голос. Женщина — уже стареющая, да и не пытающаяся скрывать морщины с помощью новомодных операций, похоже.
— Хочешь посмотреть товар, девочка? — вкрадчиво спрашивает она.
Ви почти готовится огрызнуться, как и на остальных продавцов, пытающихся впарить ей разнообразный товар, но что-то ее удерживает. Возможно, сдвоенное любопытство, потому что их с Джонни всегда тянет на всякие загадки. Она склоняется ближе, оптика автоматически подкручивается в ночное зрение. И Ви видит… цветы. «Ненастоящие, наверное», — думает она, но тут чует что-то… тонкое. Запах.
— Они настоящие, — потрясенно шепчет Джонни, появляясь рядом. — Да это целое состояние. Что она тут делает?
Ошарашенная Ви повторяет за ним, как верная марионетка. Женщина таинственно улыбается, качает головой, и какие-то серебряные украшения пронзительно позвякивают. Грустно улыбается:
— Ты права, милая, многие богатые люди отдали бы многое, чтобы заполучить эти цветы. Но все люди тут проходят мимо. Слишком дорого. Слишком мимолетно. Цветы для них ничего не стоят.
— Такие люди и уничтожили мир, — отзывается Джонни, закуривая.
Ви все молчит, смотрит. Она не видела цветы очень долго, если не считать недавний парад в память о погибших в теракте, где сверху падали голографические лепестки сакуры. До этого она никогда не думала, что стало с настоящими сакурами в Японии, но теперь ей хочется написать с этим глупым вопросом Горо или просто порыскать в Сети. Что-то подсказывает Ви, что ее ждет пиздец какое разочарование.
Она наклоняется над цветами. Их не так много, как ей поначалу с непривычки показалось. В фильмах Ви видела цветочные лавки, забитые букетами. В одну такую можно было впихнуть все цветы нынешней Америки. Ее внимание привлекают странные белые цветочки, напоминающие колокола.
— Ландыши, — узнает Джонни, ее личная энциклопедия. — Они и в прошлом были пиздец редкими, а уж сейчас…
Ви не задает вопросов. Она не знает, каким образом весь этот товар попадает на рынок в Найт-Сити. Возможно, цветы должны были украшать стол каких-нибудь корпоратских уебков на званом ужине, но что-то пошло не так, поставка затерялась.
— Я беру, — вдруг говорит Ви, поражаясь своей уверенности. Ее снова подташнивает, но она упрямо сцепляет зубы, стоит прямо, глядит смело — чтобы никто тут не сомневался, что она собирается совершить глупость.
Женщина радостно курлычет что-то, радостно передает ей несколько стебельков этих самых ландышей, и Ви снова улавливает этот удивительный аромат. Цветы настоящие. Теперь, когда они у нее в руках, она в этом не сомневается, хотя быстро проверяет сканерами: на рынке наебать — святое дело. Но все это правда. Живые цветы — специально для нее.
«Они простоят всего ничего, а ты потратила столько эдди, что могла бы жить на них неделю», — стучит последняя разумная мысль, но Ви сурово обрывает эти размышления. Эти цветы умирают, как и она сама. Ей тоже осталось совсем немного, но она упрямо цепляется за жизнь.
— Можно засушить, — предлагает Джонни. — Я в детстве в книгах сушил, — неожиданно добавляет.