Необыкновенные приключения юных кубанцев

— А колун у вас имеется? — Ванько заметил кучу потемневших от времени чурбаков, сложенных в сторонке. Они со всех сторон общипаны были топором; поколоть — у хозяев, похоже, не хватило силёнок.

— Есть и колун… — Елена Сергеевна покосилась на кучу. — Но они такие суковатые, что им и ума не дашь…

— Ну, это мы ещё посмотрим, скажи, Серёга? Притащи-ка колун!

— Ты, мама, даже не представляешь, какой он сильный! — отдавая напильник, воскликнул малец. — Он их в щепки раздербанит.

Действительно, не прошло и двадцати минут, как чурки «раздербанены» были на мелкие полешки. Дрова снесли в сарай и сложили в штабель.

— Это ж надо! — радовалась хозяйка. — Даже не верится: не было ни дровинки и вдруг — целый кубометр! Спасибо тебе, сынок, преогромное!..

— Ерунда, тёть Лена, не стоит благодарности.

Наточив пилу, которая пока не понадобилась, прошли в хату. Здесь в углу над столом с точёными ножками мерцала слабая лампадка, освещая икону с наброшенным вышитым рушничком. Её света было достаточно, чтобы заметить образцовый порядок в обстановке комнаты. Оставив обувь у порога, присели на лавку с ажурными спинками, свидетельствовавшими, что её создатель — это, видимо, был отец — любил и знал своё дело.

Мать заходилась мыть под рукомойником ботинки, а у ребят завязался оживлённый разговор.

— Мама, он останется у нас и ночевать! — с радостью сообщил Серёжа, когда она, закончив, вытирала руки.

— Вот и хорошо: на дворе уже стемнело. Сейчас приготовлю вам поужинать.

— А чё это у вас такой свет, тоже керосин кончился? — поинтересовался гость.

— Уже забыли, как он и пахнет… Спасибо бабушке: она у нас верующая, припасла масла лампадного. Но тоже уже мало осталось.

— Мы его экономим, — добавил Сережа. — Токо с вечера светим, и то недолго.

— А как с огнем, у тебя есть кресало?

— Не-е… Бегаю к соседям за жаром. Знаешь, как надоело!.. Принесу в чугунке, а после с мамой дуем-дуем, пока пламя загорится. У меня так аж голова кружится и в глазах темнеет.

— И с огнем беда, и куда ни кинь — всюду одни беды… Позови, сынок, бабушку, будем ужинать.

Сережа вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся, таща за руку старуху (та, видимо, шла без особого желания). Ванько поднялся, поздоровался лёгким поклоном.

— Здравствуй… Ты, детка, чей же будешь? — Она подошла ближе, подслеповато щурясь.

— Он, бабуля, живёт далеко, ты его не знаешь! — объяснил внук громко, поскольку бабка была, похоже, глуховата. — Помнишь, я о нём рассказывал? Он пришёл в гости специально ко мне!

Сославшись на отсутствие аппетита, бабуля вернулась обратно. Проводив ее, Елена Сергеевна присоединилась к ужинающим и сама. Поглядывая на ребят, улыбалась довольно: приятно было видеть горячую привязанность сынишки и то, что гость ведёт себя с ним на равных, слушает его с неподдельным вниманием. Ужиная, они в то же время рассматривали рисунки, поворачивая их к тощему свету лампадки.

— Мам, сделай нам свет поближе, а то плохо видать! — попросил художник, довольный похвалами друга.

— Вы бы, сынок, отложили это дело до утра, — посоветовала она. — Не дай бог, погаснет — останемся и без такого. А мне ещё и со стола убирать, и постели стелить.

— И правда, Серёга, — завтра и досмотрим, — поддержал её Ванько. — Но скажу тебе честно, я уже убедился: получается у тебя классно! Мне в жисть так не нарисовать. Молодец, из тебя получится настоящий художник. — Отложив альбом, обратился к матери: — Тёть Лена, в прошлый раз из слов Сережи я понял, что вы со Спиваками были добрыми соседями…

— Они были милые и скромные люди. Причин для ссоры не возникало, — сказала она, вздохнув. — А вы с Тамарой, выходит, были школьными друзьями?

— Учились в одной школе. Вам о ней что-нибудь известно?

— Их с отцом забрали в полицию. Не знаю, как уж получилось, но отец застрелил полицейского. Мы надеялись, что там разберутся и девчонку отпустят, но вместо этого следующей ночью увезли и мать с малышом. Потом слух прошёл, что родителей казнили… А что сталось с Тамарой и братиком — никто не знает.

— Так я рад вам сообщить: они с Валерой живы и здоровы.

— Что ты говоришь! — встрепенулась Елена Сергеевна. — Ты их видел?

— Перед тем, как идти к вам. От Тамары вам большой привет.

— Спасибо… А я все эти дни сама не своя: что с ними, бедняжками, сталось? Их что, отпустили?

— Как же! От фашистов дождешься… — И Ванько рассказал то, что уже известно читателю.

— Я слов не нахожу, чтобы выразить, как ты меня обрадовал! — заметила она под конец. — Прямо камень с души… Спасибо тебе и от меня.

— И от меня тоже! — вставил Сережа.

— Ещё я беспокоилась, что не смогу передать кое-что из их барахлишка да вещичек. Клава — это их маму так звали — как чувствовала, что придут и за нею. Попросила сложить всё это в узел и сохранить. Надеялась, сердешная, что деток не тронут.

— Мы с ребятами тоже надеялись, что её, такую больную, оставят в покое, — сказал Ванько. — На другой день утром пришли узнать, но…

— Сережа говорил, что ты и во двор заходил.