Необыкновенные приключения юных кубанцев

Оставив сюрприз в сенях и разувшись, Ванько осторожно, чтоб никого не разбудить, отворил дверь в комнату. Но, похоже, «сама не своя» была не только хозяйка: на краю печи, свесив ноги, в исподнем сидела Тамара. Сняв фуфайку, подошёл к ней.

— Почему не спишь, ещё ж рано!

— Не хочется, — пояснила она одними губами. — Ссади.

Протянув к нему руки, спрыгнула и, подхваченная, обвила его шею.

— Какая ты тёпленькая! — Он медлил отпускать, желая, видимо, напитаться её теплом. — Наверно, рано легли?

— Нет, заснули поздно. Но мне такой сон приснился, что проснулась и больше не могла уснуть… Уже, наверно, с час.

— Хороший или плохой?

— Страшный. Будто тебя схватили немцы… Ой, тётя идёт, пусти!

— Она, между прочим, не против, чтоб я был ещё и её зятем. — Посадил на диван. — Ты её тоже тётей зовешь?

— Ага. Валера — тот сразу стал звать мамой. А мне как-то непривычно.

Пооткрывав ставни, вернулась тётя, приветливо кивнула на тамарино «доброе утро» и прошла к себе — возможно, чтоб не разбудить остальных.

— А тётю Гашу один раз нечаянно назвала мамой, — вернулась к прерванному разговору.

— Нечаянно, говоришь?

— Честное слово, не умышленно.

— Да я разве упрекаю!.. А она что?

— Ничего, обозвалась и всё. Я аж хотела извиниться…

— По-моему, не за что. Она тебя давно дочкой кличет. Так что схватившие меня немцы, — напомнил о недорассказанном сне, — хотели меня расстрелять?

— Ой, даже не это… готовились повесить, и знаешь, где?

Однако досказать сон снова не пришлось: проснулись и остальные обитатели печи. Оказывается, с вечера была жарко натоплена русская чечь и все пятеро изъявили желание спать именно на ней. Правда, Валера, наигравшись со взрослыми, запросился потом к маме.

Девчонки юркнули одеваться в тёткину комнату, Федя с Борисом подсели на диван.

— Ну как, всё нормально? Наверно, помогал по хозяйству? — спросил Борис.

— Да. Десятка полтора суковатых чурбаков поколол… пока занесли, сложили — темнеть начало. И уж больно пацан не хотел отпускать.

— Патроны принёс?

— Из сарая забрал, но прихватил не все, придется сходить ещё. Случилась ноша более срочная…

Он не успел пояснить, какая именно, так как вернулись девчата. У Веры опухоль с губ сошла да и на лице следов от побоев почти не стало заметно. Однако припухлость появилась у Бориса. Она явно бросалась в глаза, Вера то и дело косилась в его сторону.

— Борь, а что это у тебя с нижней губой? — поинтересовался и Ванько.

— А вон, — кивнул он на свою ненаглядную. — Локтем двинула, чумичка.

— Не будешь распускать! — заметила та назидательно — Думаешь, я с тобой целоваться собирался? Больно нужно… Хотел сказать что-то на ушко, так ты сразу…

— Ничего, до свадьбы заживёт! А после она и дичиться не станет.

— Если я ещё захочу на ней, дурёхе, жениться!..

— Ну, а с Тамары причитается: у меня для неё сюрпризик! — Ванько вышел в сени и вернулся с объёмистым узлом.

Она сразу же узнала свою скатерть, и ей стало не до вознаграждений. Молча развязала, стала разбирать содержимое. Это были какие-то документы, письма, фотографии, одежда. К каждой вещи она припадала лицом, словно желая насладиться запахом родного дома. Не всхлипывала, не причитала, только слёзы лились в два ручья… У Веры и тётки глаза тоже были полны слёз. Девчонку на время оставили одну, чтобы не мешать горестным воспоминаниям.

В и н т о в о ч н ы й порох из патронов, найденных в зарослях после ухода наших, а также конфискованных у полицая и даже тех, что прихватил с собой недавно ночью, расходовали бережно, он тянулся долго, но вскоре снова кончился. Как и запас серы, которой навыколупывали было из ребристых катков, каковыми молотили на току хлеб (ею были закреплены железные штыри-полуоси с боков). Из этой серы приловчились делать «спички», окуная в расплав нарезанные кусочками стебли куги. Она легко загорается от тлеющей ваты либо уголька и воспламеняет спичку. Но всё это кончилось и приходилось до головокружения и слёз дуть-раздувать, пока добьёшься пламени, чтобы зажечь лампу или в печи.

И Ванько с Рудиком отправились на Чапаева забрать остальные патроны да заодно и распилить акациевые брёвна.

Зима стояла сиротская, с неустойчивой погодой. С утра было вроде по-божески, осадков не ожидалось. Но на подступах к станице неожиданно потемнело, завьюжило, повалил густой снег; округа, посветлев, на глазах преобразилась. Станичная детвора высыпала на улицы играть в снежки. На место прибыли задолго до обеда.

На этот раз Елена Сергеевна обрадовалась не меньше Сережи, когда Ванько вручил ей двухлитровый бидончик с керосином.

— Ой, какое ж вам спасибо, ребятки! — воскликнула она, подняв крышку и понюхав с таким удовольствием, словно это был мед. — Без света — хоть плачь. Было немного оливкового масла, но и оно кончилось. А этого богатства хватит теперь до лучших времён!

— Верите, что они скоро придут?

— Без такой веры жить бы стало совсем невмоготу. Верим и надеемся. А вы разве нет?

— Мы, тёть Лена, тоже. И даже знаем, что ждать осталось недолго.

— Твои слова да богу бы в уши, как говорит наша бабушка! А это с тобой…