— Видишь ли, они подружились, когда мать ещё не работала у немцев, — пояснил Ванько. — И тогда они жили у нас на хуторе. Вобщем, я держался около входа, хотел дождаться, пока Ольга Готлобовна зачем-либо выйдет. Поскубался с одним придурком-полицаем. За это и задержали.
— Понятно… Наверно, в тот же день и я чуть не влип в одну историю, — вспомнил собеседник. — Твоего товарища звали, случаем, не Андрей?
— Точно. А ты откуда знаешь? — удивился на этот раз гость.
И тот рассказал ему, при каких обстоятельствах произошло знакомство с Андреем и Мартой.
— Нам стало известно, — под конец его рассказа сообщил Ванько, — что они — и ваши ребята тоже — живы и в безопасности: их каким-то образом вызволили партизаны. Ты никого из тех своих одностанишников не встречал?
— Как же, видел. Но никто из них подробностей не рассказывал. А от кого стало известно вам, если не секрет?
— Вообще-то, конешно, секрет… Но ты, вижу, парень надёжный, поэтому скажу: от переводчицы.
— Странно… А она откуда узнала?
— Неважно. Главное — она передала нам записку, написанную андреевой рукой.
— Вот это да!.. Выходит, её мать — наш человек. А я ей в тот день, во время допроса, нахамил, как последний сукин сын.
— Да ты не переживай. Ей и не такое приходится выслушивать…
— Ну а вы как, я имею в виду тогда, в каталажке?
— Мы с девчонкой убежали вслед за тобой, а её отец так и остался. Она тоже было заупиралась, но я унёс её силком. Зашли за малышом, и теперь они живут у моей тёти. Вот токо мать… она оказалась тяжелобольной.
— Слыхал, их повесили на воротах стадиона… Но, говорят, и карателям непоздоровилось: кто-то швырнул в них гранату, прям из толпы.
— Раз уж я тут разоткровенничался, то так и быть, признаюсь: наша это работа. Случайно попали на стадион, стали свидетелями казни, ну и не сдержались. К слову сказать, кроме родителей Тамары, тогда повесили и одного из полицаев, что приходил сводить нас в туалет. А второго ты так звезданул прикладом, что проломил череп, и его пристрелили.
— Ну, ты меня сёдни порадовал! — воскликнул Степан. — Где ж вы гранату взяли? — Ванько рассказал и это. — А у нас, гадство, ничего такого нет, — с сожалением вздохнул он. — В магазине винтовки, что я тогда прихватил, было всего четыре патрона. Мы их уже израсходовали. Такой обрезик из неё получился! Но он оказался почему-то наш, советский. А патронов к нему нет — вот в чём беда.
— Этой вашей беде я, пожалуй, помогу, — пообещал Ванько, тронутый жалобными нотками в голосе собеседника. — Правда, боюсь, не наломали б вы дров. Уж больно ты, извини, рисковый малый…
— Да всё будет нормально! — схватил его руку Степа. — Слово даю! Я за время оккупации лет на десять повзрослел и поумнел. А у тебя их много, патронов?
— Много дать не смогу. Обоймы две-три, не больше.
— А когда? — Парень снова, теперь уже в благодарность за услугу, потряс его руку.
— Можно прям сейчас. Одевайся и сходим, тут недалеко.
У ч а с т о к степи, на котором Борис с Мишей установили петли из телефонного провода, получился исключительно «урожайным»: за весь ноябрь не было, пожалуй, случая, когда бы они возвратились из обхода порожнём. Но в декабре зачастили дожди, порой со снегом и ветром. В ненастье заяц, видимо, предпочитал отлёживаться в сухом кубле: уловы резко упали либо отсутствовали вовсе. По этим причинам пропадало желание тёмными утрами «мокнуть заздря». Но, случалось, к обеду становилось на погоде, и нужно было наведаться, чтобы хоть поправить сбитые непогодой петли. И как было обидно и досадно, когда один, а то и два «дурошлёпа» всё-таки попадались, но к этому времени оказывались расклёванными вороньём!
А однажды зайчатников ждал пренеприятнейший сюрприз: на застолблённом ими участке кто-то насторожил свои петли. Да ещё какие — из сталистой оцинкованной проволоки. Причём, петли эти порой установлены были в нескольких метрах от ихних.
Чья-то откровенная наглость возмутила ребят и обозлила. Решено было на следующее утро прийти сюда пораньше, чтобы узнать, кто же решился на такое. Может быть, даже отдубасить. Однако наглецами оказались двое ивановцев, постарше и посильней физически. Поговорить с ними по-хорошему не пришлось — не захотели.
— Мало того, эти лбы, — жаловался Миша Ваньку, — ещё и отняли у нас двух зайчуганов. И пригрозили, воще, посчитать ребра, ежли застанут ещё хоть раз.
Ванько пообещал разобраться с ними, как только станет на погоде.
Благодаря нежданно-негаданно раздобытому керосину долгие декабрьские ночи, столь тягостные для детворы (выдержи-ка семнадцать часов на боковой!), нашим ребятам страшны не были. Скорее, являлись весёлым и интересным периодом отдыха от многодневных забот. Собираясь у кого-либо в натопленной хате, а то и на русской печи, они и далеко за полуночь то резались в карты или лото, то просто фантазировали, сочиняли сказки, соревнуясь, кто придумает поволшебней да пострашней.