Неодолимые

Выбитая из Тима пехота противника окопалась на его ближайших подступах, а танки пока активных действий не предпринимали. Разведчики доносили, что фашисты подтягивают свежие пополнения. Десантники тоже не дремали. Они укрепляли свой оборонительный рубеж, минировали отдельные участки дорог. Короткое затишье, установившееся после оглушительных сражений, по-своему было дорого и для офицеров, и для рядовых. На передовой все замерло: ни выстрела, ни рева разорвавшейся бомбы, ни вспышки ракеты.

Незаметно надвинулся вечер, ночь, судя по всему, обещала быть спокойной.

Только поздним вечером, побывав почти во всех подразделениях бригады, Родимцев и комиссар Чернышев подумали о ночлеге. Расторопный комендант штаба лейтенант Бирюков доложил, что для них приготовлено хорошее место, и повел к небольшому чистенькому домику, от которого еще пахло свежим тесом. Гостей встречала стеснительная молодая хозяйка.

— Милости просим, — будто пропела она.

Высокое крыльцо вело в просторные сени. На полу аккуратно выстроились подойник, горшки, грабли, какие-то совки, небольшое корыто и прочая крестьянская утварь. Знакомый запах деревенской хаты напомнил комбригу его домик в Шарлыке. За стеной сонно захрюкал боров.

— Прямо как у себя дома, — улыбнулся полковник.

— Вот и хорошо, покойно вам тут будет, родные, — проворковала хозяйка.

— Говор у вас не местный, — радуясь домашнему уюту, поддержал разговор Родимцев.

— А я и взаправду не тутошняя, из Каргополя муж вывез. «Срочную» у нас на Севере служил, вот там и повстречались. Уговорил к нему сюда ехать. Мои-то старики просили остаться, рыбалкой его сманивали. Да никак моего Николая не переупрямили. Увез сюда, вот дом построили, Володя, сынок, растет, а бати нашего нет, как ушел на фронт, так ни весточки, — и щебетавшая хозяйка как-то сразу пригорюнилась.

— Объявится твой Николай, обязательно объявится, — успокоил ее комбриг, по-домашнему устраиваясь за столом, где уже дымилась горка душистых блинов и посапывал надраенный до блеска старинный самовар.

В горнице было чисто, уютно. На тумбочке, прикрытый кружевной накидкой, по-хозяйски расположился патефон, рядом с ним, на небольшом табурете, степенно томился солидный баян. Чуть поодаль, на хрупкой этажерке, теснились книги и тетради. Видно, в этом доме уважали и ценили музыку, любили почитать.

— Это кто же у вас музыкальничает? — наслаждаясь горячим чаем, спросил хозяйку Родимцев.

— Да Николай мой, он и Володеньку нашего к музыке приучил, тоже, коли надо, не оплошает.

Комбриг посмотрел на сидевшего в стороне притихшего подростка. Голубые глаза мальчугана, словно зачарованные, остановились на автоматах и пистолетах, лежавших у входа на лавке. Парнишка уже мысленно шел с этим оружием в атаку.

— Что, в десантники хочешь? — спросил полковник.

— Ага, можно потрогать?

— Но-но, будет баловать, — любовно заворчала на него мать. — Ишь невидаль — автомат. Принеси лучше огурцов из кадки.

Парнишка стремглав бросился в чулан.

Тоскливо проводив взглядом сына, мать стала сокрушаться:

— Беда прямо с ним. Каждый день талдычит: отпусти да отпусти к бате на фронт. А какой из него вояка, мал еще. Возьмите моего Вовку с собой, а то ведь, чует мое сердце, убежит на фронт, а то и того хуже — придут немцы, он и выбросит что-нибудь такое, за что с головой расстаться придется.

— Да маловат он еще воевать, — возразил Родимцев.

— А вы не смотрите, что он ростом маловат, зато смышленый, работящий, обузой не будет.

Она с такой мольбой уговаривала комбрига и комиссара, что те не смогли отказать матери.

— Ну ладно, добро.

Вызванный в избу политрук Савелий Ржечук получил задание пристроить мальчишку к делу, подобрать ему обмундирование, поставить на довольствие. Отдав распоряжение, комбриг собирался поспать хотя бы часика два, но сделать этого ему не удалось. Где-то совсем рядом заухали разрывы артиллерийских снарядов, по дороге мимо дома потянулись подводы, забегали люди.

Родимцев и комиссар выскочили на улицу и чуть не попали под конную упряжку артиллеристов. Молодой лейтенант едва остановил лошадей, торопливо спрыгнул с седла.

— Ты что, обалдел? — отряхнувшись, сердито выругал его Родимцев.

— Никак нет, дислокацию меняю, — еле переводя дух, затараторил молодой лейтенант.

— Какую еще дислокацию, кто приказал?

— Проявляю инициативу, товарищ полковник, в город ворвались немецкие танки, прут напропалую, а у нас снарядов мало.

— И много их? — переспросил Родимцев.

— Наверное, дивизия, не меньше.

— А ты что, считал?

Переминавшийся от нетерпения с ноги на ногу лейтенант еще сильнее заморгал белесыми глазами, зачем-то стал дергать рукой козырек заляпанной фуражки. Комиссар взял его под руку чуть повыше локтя и спокойным, отеческим тоном произнес:

— Возьми себя в руки, сынок. Ты ведь командир, паниковать тебе негоже…

— Приготовиться к бою, оборудовать позиции, — резко отдал команду Родимцев.

— Есть, приготовиться к бою, — приходя в себя, ответил молодой лейтенант.

— И ни шагу назад, — добавил Родимцев, — стоять насмерть.

Не успели артиллеристы развернуть орудия, как впереди послышался натужный гул моторов.