Неодолимые

Положив трубку, комдив так и не понял, как ему поступать: то ли отменять атаку, то ли наоборот, форсировать. На всякий случай, он не стал отменять ранее отданный приказ о подготовке к наступлению. Только через час из штаба армии сообщили, что через несколько часов в дивизию прибудет пополнение — свыше пятисот бойцов. Все в штабе с облегчением вздохнули: за сутки, да с пополнением, можно хорошо приготовиться к ночной атаке. В полночь, когда фрицы по точно заведенному графику стали располагаться на отдых, в небо ушли цветные хвосты сигнальных ракет. Почти одновременно свой басовитый голос подала артиллерия. Дивизия Родимцева пошла в ночную атаку и вскоре стремительно ворвалась в Тим. Победа досталась нелегко. Немало воинов полегло на подступах к городу. Тяжело переживали однополчане гибель боевых друзей, с которыми шли фронтовыми дорогами с первого дня войны.

Суровый, похудевший сидел в штабе Родимцев. Вошел адъютант, доложил, что его хочет видеть какая-то местная женщина.

— Говорит, что знакома с вами, товарищ полковник.

— Пропусти.

В вошедшей женщине Родимцев с трудом узнал хозяйку уютного домика, где несколько дней назад они с комиссаром квартировали.

— Не узнаете, Александр Ильич, — голос женщины дрожал. — Что, постарела?

Комдив с растерянным удивлением смотрел на гостью. За несколько дней молодая, симпатичная женщина превратилась в старуху, из-под черного платка выползла седая прядь волос. Какое-то тяжелое предчувствие удерживало комдива от расспросов.

— Нет больше моего сыночка. — Слезы потекли по впалым щекам рано постаревшей женщины.

Родимцев долго сидел молча. Потом привстал и с силой ударил кулаком по столу.

— Они заплатят за все сполна. А вы знаете что, идите к нам санитаркой. Вместе за Володю мстить будем.

— А справлюсь? — растерянно подняла заплаканные глаза убитая горем женщина.

— Душа у вас русская, а значит, добрая — это как раз то, что больше всего надо раненому.

— Согласная я, сейчас могу и приступать.

Отдав необходимые распоряжения и проводив женщину, Родимцев опустился на лавку, задумался. Сколько же хороших, добрых людей полегло в землю за этот безжалостный год? Молодые веселые парни и девчата, которые и жизни-то еще не видели, ушли из нее навек. Были среди тех, на кого отправили похоронки, и пожилые рабочие с заводов и фабрик, и степенные крестьяне, не перестававшие тосковать по пахотному делу. Полковник вспомнил, что вчера похоронили его земляка-уральца Ивана Ивановича Известного. И перед глазами сразу встал пожилой, усталый, но никогда не унывавший человек. В памяти уральца держалось множество нескончаемых веселых историй, присказок, солдатских прибауток. Родимцев припомнил, как встретился с земляком за два дня до его гибели. Это было накануне тяжелого боя. В тесной, холодной землянке, покуривая солдатскую махру, комбриг слушал немудреные разговоры бойцов. Каждый занимался своим делом. Кто писал письмо домой, кто перебирал нехитрые солдатские пожитки в вещмешке, кто, прикрывшись шинелью, пытался уснуть. А неунывающий солдат Известный, как всегда, был в центре внимания, вел разудалые разговоры с однополчанами.

— Ты вот посоветуй, Иван Иванович, — просил Известного рыжеволосый здоровяк, весь в отметинах-веснушках.

— Ума хватит, посоветую. А какая беда с тобой стряслась?

— Да беда не беда, а вроде как умом моя баба тронулась. Как-то, еще до войны, спрашивает меня ехидно: «Что же ты, Петюнчик, такой умный, способный, даже на ветеринара учишься, а известность тебя стороной обходит? Талант, по всему, есть, а сколько времени ждать, когда известным станешь?» Я и ответить моей дуре тогда толком не смог, смолчал. Может быть, письмо написать? Подскажи, Иваныч.

— Да я даже не знаю, что сказать, — хитро заулыбался тот. — Мне легче, у меня фамилия сразу обо всем говорит.

— Да ведь надо же что-то бабе отписать, война идет, надеждой она должна проживать сейчас.

— Ты вот что скажи, — начал издалека Известный. — Приходилось ли тебе ходить за грибами?

— За какими грибами? — растерянно заморгал рыжими ресницами молодой боец.

— Разными: лисичками, белыми, свинушками, гаркушками, опятами.

— А, это было, — заулыбался кандидат в «известные».

— Ну и находил?

— Находил.

— А белых много?

— Когда как. Поменьше будет, чем других.

— То-то и оно. Я тоже не всегда боровики брал. А видел, как они растут… День ходишь — нет их. Второй — нет. И все по одному месту промышляешь. Наконец, когда совсем уж уморился, — вдруг видишь: стоит крепыш темноголовый. А как в рост поднялся! Трава его сначала сдерживала густая. Вот он под ней, родимый, и сил набирался, тепла ждал, а когда сподобился, то предстал перед народом во всей своей силе и красе. Дождался, когда созрел. Так и человек, как созреет, так и талант его заговорит, людям объявится его известность. Ты так своей жене и напиши.

— Да что же я ей про грибы, что ли, царапать буду?

— Так это уж как знаешь. Ты же не какое-нибудь лесное растение, а человек, соображать должен.