Читаем Неодолимые полностью

— Говоришь, тихо. Наша, значит, высота. Так вот, давай в седло и галопом туда. А я посмотрю, как ты проскачешь.

Побледнел завравшийся кавалерист от такого приказа, но все же пошел к своему жеребцу. Поправил удила, достал пистолет из кобуры.

— Отставить, — остудил я его пыл. — Но запомни на всю жизнь: каждое лживое слово на войне, торопливость — человеческие жизни.

Рассказал свою историю комдив и предложил Руссиянову план взятия Щигров. Комдивы сошлись на том, что соединят вместе оставшиеся у них расчеты «катюш» и врежут по скоплению частей гитлеровской танковой дивизии.

— Снарядов ухлопаем, правда, немало, — задумчиво подытожил беседу Иван Никитич.

— И влететь может по первое число за «узкое» использование «катюш».

Они посмотрели друг на друга молча, словно подбадривая друг друга известной присказкой: «Семь бед — один ответ».

— Чего это ты сейчас свою историю приплел?

— Да так, вспомнилось почему-то, когда вы сказали, что «приказано доложить об исполнении в ближайшее время».

— Приказы на то и даются, чтобы об исполнении их докладывать.

— Ну так вот, выполним, Иван Никитич, тогда и доложим, ни часом раньше, ни часом позже.

— Ладно, я не твой кавалерист-выскочка, давай лучше думать, что делать станем.

Еще долго сидели, колдуя над картой, комдивы, прикидывая свои силы, взвешивая возможности врага. Они сошлись.

17

Утром, в точно назначенное время, загудели «катюши» — с подвыванием срывались с рельсов реактивные снаряды и, оставляя огненные хвосты, уходили за горизонт, поднимая у гитлеровцев грязно-серые грибы дыма, швыряя в небеса бревна, искореженную технику, растерзанные тела.

Расчет комдивов был точен. Обнаглевшие фрицы, сбрасывавшие накануне с самолетов тысячи листовок с угрозой уничтожить дивизии Руссиянова и Родимцева, были застигнуты врасплох. Бросившиеся в атаку наши войска освободили села Удерево, Крюково, стремительно рванулись к Щиграм. Именно в эти первые зимние месяцы сурового сорок второго года и родилась 13-я гвардейская дивизия. В перерыве между тяжелыми боями десантники провели в поле митинг. Целуя алое знамя, комдив за всех однополчан дал клятву до последнего дыхания бить заклятого врага.

И кто бы мог подумать в эти минуты, что через несколько месяцев гвардейцам Родимцева придется пережить один из самых тяжелых для себя дней, более того, встанет вопрос: быть дивизии или нет. Даже неслыханно тяжкие первые месяцы войны покажутся им легкими по сравнению с тем, что придется претерпеть. Пережить страшное отступление, когда ударная группировка противника ворвется в тыл советским войскам.

Произошло это летом сорок второго, когда захлебнулось наступление советских войск на Харьковском направлении. Итог оказался удручающим. Целые армии попали в окружение. И причина этой неудачи крылась в недооценке серьезной опасности, которую таило в себе Юго-Западное направление, где не было почти никаких крупных резервов.

Лето в этот тяжелый сорок второй год выдалось суховейное, без дождей. Когда доводилось рыть окопы, многие солдаты, истосковавшиеся по пахотной работе, тяжело вздыхали, то и дело поглядывая на безоблачное ласковое небо: «Суховата земля, недороду бы не быть». Они неодобрительно смотрели на погоревшую траву, поглядывали на высокое голубое небо, щурились от припекающих солнечных лучей.

Дивизия после тяжелых боев прибыла эшелоном на станцию Великий Бурлук. Ей предстояло переправиться через Северский Донец и сменить в районе Старого Салтаво стрелковую дивизию. Не успели гвардейцы занять боевые позиции, как над их головами в первое же утро закружил фашистский самолет.

— Воздух, — разнеслась по траншеям предупреждающая команда.

Бойцы плотнее прижались к земле. Но вместо ожидаемых бомб гитлеровский стервятник выпустил белое облако.

— Листовки, — зашумели вокруг.

Осведомленности противника можно было только удивляться. Дивизия Родимцева едва заняла боевые позиции, а гитлеровское командование уже знало, с кем ему придется воевать. В разбросанных листовках фашисты хвастливо сообщали, что на этом месте они уже разгромили несколько дивизий и теперь такая же участь ожидает и гвардейцев.

Свои угрозы немцы подкрепили «делом». Через несколько часов они начали наступление в полосе обороны дивизии. Превосходство у врага было многократное. Недалеко от наблюдательного пункта комдива, на опушке леса, закрепилась группа бойцов под командованием молодого солдата Николая Деревянкина. Спокойный, рассудительный не по возрасту, он четко определил задачу каждому бойцу, проверил оружие. Особенно тщательно приготовил огневую позицию для своего пулемета, подтащил поближе дополнительные ленты, выверил сектор обстрела и, закончив «инспекторскую проверку» своему гарнизону, по-хозяйски обтер руки о чистую тряпочку, достал кисет, свернул «козью ножку». Удовлетворенный проделанной работой, закурил. Но не успел он выпустить и первое кольцо дыма, как услышал полушепот своего второго номера Сашки-цыгана.

— Смотри, Коля, фрицев тьма-тьмущая, — он ткнул пальцем чуть правее.

— Мать честная, — только выдохнул Деревянкин, взглянув на наступающего врага.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное