Неоконченная повесть

Вот такие удивительные слова произнес Миша Зильбер-Каспи, словно не видевший, что происходит вокруг, не боявшийся даже чекистского маузера Ицика, сына Менделя Сапира. Пока он говорил, Лея Цирлина не сводила с него восторженного взгляда своих темных библейских глаз. Когда настала очередь Шоэля Горовца, он достал из кармана помятый блокнот, чтобы сухо, с цифрами в руках, отчитаться о проделанной работе. За три года существования «Бней Цион» было прочитано восемнадцать лекций по истории, географии и экономике Израиля; четырнадцать – по истории еврейского народа; девятнадцать – по ивритской литературе. Состоялись пятнадцать лекций и обсуждений по вопросам сионистского движения; прошли шесть концертов и два десятка праздничных вечеров, на которых звучали ивритские песни и рассказы, демонстрировались танцевальные номера.

Шоэль отчитывается подробно и обстоятельно, особое внимание уделяя литературе. Казалось бы – зачем? Кому теперь нужны эти цифры? Какая разница – те или иные лекции здесь прозвучали и сколько их было? Ведь еще час-два, и присутствующие разойдутся навсегда в разные стороны, каждый своей дорогой. Сотрется из памяти все – в том числе и данные из этого потрепанного блокнота…

Но Шоэль упрямо доводит свой отчет до конца и хочет сказать еще несколько слов от себя. Он глубоко убежден, что еврейская молодежь не вправе стоять в стороне, пока белополяки, Петлюра и другие бандиты продолжают уничтожать евреев.

– Мы должны присоединиться к большевикам, чтобы воевать против наших убийц, – говорит он. – И я, Шоэль Горовец, иду добровольцем в Красную армию.

После того, как каждый из участников высказал то, что было у него на сердце, настала пора расходиться. И тогда «Дети Сиона» поднялись со своих мест и тихо запели на иврите гимн своей далекой, незнакомой, но такой родной страны. Они пели приглушенными голосами – без дирижера Шахны Марковича, когда-то руководившего хором, без принявшей мученическую смерть Фани Шмуэлович-Штейнберг, всегда так некстати фальшивившей, без многих своих братьев и сестер, вырванных из общего хора смертью или судьбой.

Но вот гимн, спетый двенадцатью едва слышными голосами, смолк и растворился в стенах, пропахших кислыми щами, котлетами и табачным дымом. Из дома выходили осторожно, крадучись, по одному. Но уже на пороге расходящихся молодых людей вдруг остановил взволнованный Миша Зильбер-Каспи.

– Друзья! – произнес он, и глаза его увлажнились. – Давайте поклянемся: что бы то ни случилось, мы никогда, никогда не изменим своему народу и своей земле!

И они принесли эту торжественную клятву друг другу и самим себе.

А на улице ждала весна – голубая пора, золотое время. Гудели телеграфные столбы, свистел ветер в проводах, шли по ним тревожные вести, проклевывались внизу нежные зеленые ростки. Бездомные собаки кувыркались в молодой зелени, оставляли на столбах свои подробные отметки. Щедрое солнце улыбалось всем, ласкало каждый росток, каждую ветку, каждый камень. Бежали один за другим дни Омера[75]

. Подошло к концу обучение Шоэля и его друга Миши Зильбера в бывшей городской гимназии, ныне Трудовой школе второй ступени.

На юге страны продолжала греметь гражданская война. В январе 1920 года перешли в наступление белополяки. В марте численность их армии достигла семисот тысяч человек. В апреле они заключили союз с Петлюрой, а 7 мая захватили Киев. По городам и местечкам вновь прокатилась волна страшных погромов – в Чернобыле, Ржищеве, Житомире, Бердичеве и по Винницкой области было растерзано около четырех тысяч евреев. Эти печальные новости еще больше укрепили Шоэля в его намерении записаться добровольцем в Красную армию.

Но Фейга решительно воспротивилась планам сына. Какая мать согласится послать своего сына на бойню? Она настаивала, чтобы Шоэль продолжил учебу в высшем учебном заведении. Не для того вся семья приносила такие жертвы в прошлом, чтобы сейчас он отказался от высшего образования, которое может обеспечить будущий достаток и нормальную жизнь. Йоэль не вмешивался в эти споры, не желая оказывать давление на Шоэля. Он понимал, что двадцатилетний парень имеет право самостоятельно выбрать себе жизненную дорогу. К тому же Шоэль проявил неожиданное упрямство. Когда-то он уже послушался мать, уехал из Одессы – и что из этого вышло? В начале июля Горовец-младший вступил в Красную армию, и был зачислен в 14-ю дивизию в качестве санитара стрелкового полка. В этом можно усмотреть знак свыше: сын шел по стопам своего отца! Как раз в это время Красная армия вела ожесточенные бои с белополяками и примкнувшими к ним петлюровцами.