Неоконченная повесть

Между молодыми людьми завязывается натянутая беседа. А ведь верно говорят, что третий – лишний! Зачем он нам, этот Миша Бернштейн? Да, он влюблен в Хану, но она-то к нему равнодушна. Хана принадлежит к тому типу женщин, в сердце которых есть место только для одной любви. И это место, как ни крути, уже занято! Стоит ли нам тогда тратить время на Мишу Бернштейна с его заведомо неудачными попытками? Любовный треугольник… – воистину, нет темы, которая пережевывалась бы чаще в литературе и искусстве! Она гораздо древнее любовных приключений царя Давида или истории пресловутого Лота с двумя его дочерьми.

Почувствовав неловкость, Шоэль начинает было прощаться, но Хану решительно не устраивает двусмысленность возникшей ситуации. Нельзя позволить глупым недоразумениям встать между Шоэлем и ею! Тем более, что уроки… ну, будем считать – готовы. Хана подскакивает к зеркалу и, наскоро пригладив волосы, заявляет:

– Мы с Мишей тебя проводим!

Мишино лицо вытягивается. Прогулка втроем его совсем не привлекает. Но делать нечего; они выходят на улицу, и Хана немедленно берет под руку своего прихрамывающего красноармейца. Шоэль – в длиннополой кавалерийской шинели и буденовке, с которыми не разлучался в лихие дни гражданской войны. Миша в своем дорогом пальто молча шагает рядом. Как же от него избавиться? Вот уже и дом на Арнаутской.

– Давай, зайдем! – предлагает Шоэль.

Хана счастлива. Но ей приходится тащить за собой и Мишу – просто так, ради приличия! Они поднимаются на знакомый третий этаж, где дверь еще хранит след от прямоугольной медной дощечки с именем Цадока Эпштейна. Вот и комната – вместе с молодыми людьми словно вошли туда свет и радость. Здесь целых два окна – одно выходит во двор, другое – на Арнаутскую. Хана скептически проводит пальцем по оконным стеклам: нет ли пыли?.. Фу! Есть, да еще сколько! Зато нет занавесок!

– Вот что! – решительно объявляет она. – Я на днях забегу к тебе и приберу!

Миша печально вздыхает и снова вынимает свой единственный козырь – портсигар с дорогими папиросами «Сильва»…

Глава 16

Когда главой Народного комиссариата по делам национальностей был назначен Сталин, на ивритскую культуру в России обрушилось несчастье. Комиссариат включал в себя ряд учреждений, призванных решать национальные проблемы новой России, и среди них – Еврейский комиссариат, сокращенно – Евком – во главе с Шимоном Диманштейном[78]. По этому образцу в крупных городах страны были созданы местные евкомы, управляемые местными комиссарами. Наряду с ними – уже по партийной линии – возникли так называемые евсекции, состоящие из коммунистов, занимающимися сугубо еврейскими вопросами.

На первых порах, пока жизнь российских евреев еще не претерпела особых изменений, отношение евкомов и евсекций к ивритской культуре представлялось достаточно терпимым. Когда Советское правительство перебралось из Петрограда в Москву, Евком обосновался на Пречистенке, в доме Гилеля Златопольского и Шошаны Персиц. Здесь же работали еврейские организации «Тарбут»[79]

, «Ха-Мишпат Ха-Иври»[80], издавался детский сборник «Штилим»[81]

. Комиссар говорил на иврите и питался в кошерной столовой, устроенной в том же доме. В стране еще активно действовали всевозможные еврейские сообщества.

Глава петроградского евкома Раппопорт тоже заявлял, что не собирается выступать против еврейских общин и учреждений – при условии, что они не будут мешать советской власти. В первой половине 1918-го года еще выходили в свет «Ха-Ам», «Ха-Ткуфа», «Унзер Тогбладт»[82] и другие издания. Проводились съезды еврейских организаций и выборы руководителей. При этом, кстати, большинство голосов получали национальные и религиозные партии, хотя многие голосовали и за Бунд – всеобщую еврейскую социалистическую партию. Словом, в то время еще могли существовать соперничающие партии, и можно было вполне беспрепятственно высказывать самые разные мнения.

Однако через некоторое время в Москве, Петрограде, Могилеве, Гомеле и многих других городах возникли неразрешимые разногласия между сторонниками иврита и сторонниками идиша. В Екатеринославе дело дошло до серьезной драки, хотя, слава Богу, никто не пострадал. Тем не менее, общество «Тарбут» еще и после этого могло вести активную работу по пропаганде иврита; его отделения действовали на Украине, в Белоруссии, на Кавказе и в Сибири. В Одессе «Тарбут» даже смог провести съезд учителей иврита, на котором собралось несколько тысяч преподавателей. Шестьдесят общеобразовательных ивритских школ, курсы усовершенствования учителей, гимназии, детские сады, вечерние кружки для взрослых, библиотеки и читальные залы – все это довольно мощное уже движение говорило и работало на иврите. Издательство «Оманут»[83] снабжало учащихся учебниками, издательский дом «Штибель»[84] выпускал массовым тиражом книги на иврите в области гуманитарных и естественных наук.