Неоконченный портрет. Нюрнбергские призраки

«Но я же был в маске!» — чуть было не воскликнул Рихард, но сдержался. Этому Гамильтону и так, по-видимому, многое известно. Ни к чему пополнять запас его знаний. Может быть, и в самом деле лучше провести с ним час-другой и постараться рассеять его подозрения.

Рихард промолчал. Он стал пристально глядеть в окно машины, стараясь вспомнить, как выглядела та улица, на которой располагалось бюро Гамильтона.

Но чем дальше они ехали, тем более Рихард убеждался, что они находятся совсем в другом районе юрода. Гамильтон ничего не говорил шоферу. Это был не тот человек, который приезжал за Рихардом несколько дней тому назад. Он был старше и в отличие от того, первого, носил усы. Гамильтон ни разу не обратился к нему, да и тот все время молчал, видимо, зная, куда ему надлежит ехать.

Наконец машина остановилась возле небольшого трехэтажного дома явно старинной постройки. Окна первого этажа были прикрыты белыми складчатыми шторами — «маркизами», а сам дом казался сделанным из серого неотшлифованного гранита. Три широкие каменные ступеньки вели на крыльцо, прикрытое от дождя и снега темно-красным металлическим козырьком.

— Ну, вот мы и приехали!

Итак, снова Гамильтон

— Ну, вот мы и приехали! — удовлетворенно произнес Гамильтон.. — В этом доме, — он легким движением руки показал на крыльцо, — я и живу.

Шофер поспешно вылез, обошел машину и открыл дверь, у которой сидел Рихард.

Гамильтон преодолел ступеньки первым. Вытащил из кармана ключи, открыл дверь и, чуть отойдя в сторону, сказал Рихарду:

— Ну, входи же!

Рихард нерешительно переступил порог и очутился в передней, оклеенной красноватыми, «под кирпич», обоями. Боковая, ведущая, очевидно, в кухню дверь открылась, и на пороге появилась женщина в коричневом платье, белом переднике и такой же белой наколке на волосах.

— А это наша Амальхен, — сказал из-за спины Рихарда Гамильтон, — мой менеджер и ангел-хранитель. Знакомьтесь, это Рихард, я надеюсь, что вы еще не раз увидите его здесь.

— Господа хотят что-нибудь перекусить? — с мягким баварским акцентом спросила Амалия, которую Гамильтон предпочитал называть уменьшительно-ласково «Амальхен».

— Да, но немного позже, — ответил Гамильтон. — А сейчас Рихард хочет принять ванну… или душ. Видите ли, Амальхен, с нами, точнее с Рихардом, случилось происшествие. Какой-то болван поехал на красный свет и едва его не сшиб. Рихард споткнулся и упал буквально в нескольких сантиметрах от автомашины, и, хотя она его не задела, он… ну, сами понимаете… Но до этого мы просто посидим минут десять, Рихарду необходимо, как это говорится по-немецки?.. Отдышаться!

— Яволь, яволь, майне геррен! — защебетала Амальхен. — Ах, какое несчастье! — Она всплеснула руками.

— Могло бы быть несчастье! — многозначительно сказал Гамильтон.

Амалия широко открыла другую, центральную дверь, а сама скрылась в глубине боковой комнаты.

Первая комната, в которой очутились Гамильтон и Рихард, была, очевидно, гостиной. Относительно небольшая, она казалась гораздо объемнее из-за зеркал, висящих на стенах одно против другого. Гамильтон подошел к окну и, потянув за шнурки, поднял гардины. Если до этого в комнате царил полумрак, то теперь она наполнилась дневным светом.

— Что ж, — спросил Гамильтон, — осмотрим квартиру? Впрочем, нет, сначала тебе надо вымыться. Кстати, ты поранил руку? Каким образом?

Действительно, с ладони к запястью у Рихарда стекала струйка крови.

— Ё стуле был гвоздь, — пробормотал он.

— Как только вымоешься, немедленно смажем, — в голосе Гамильтона Рихард почувствовал встревоженность. — Теперь пойдем дальше.

Они перешли в следующую комнату — несомненно, кабинет.

Рихард окинул быстрым взглядом большой письменный стол, на нем телефон, груду каких-то папок, раскрытый блокнот и распечатанный конверт, который Гамильтон сунул в стол, когда они проходили мимо; перед столом стояли два кожаных дивана, у стены — комод, один из ящиков которого был наполовину выдвинут., Из кабинета дверь вела в спальню, где все дышало теплом и уютом, за ней была ванная комната. Гамильтон, указывая путь, вошел туда первым, Рихард — за ним. Ослепительной белизны ванна была обложена голубыми плитками, такие же плитки прикрывали стены. На крючках висели халаты, полотенца, большая махровая простыня.

— Все это к твоим услугам, Рихард, — сказал Гамильтон. — Остается одна нерешенная проблема: во что тебе переодеться. Нижнее белье я сейчас принесу. Оно будет тебе велико, но неважно, под верхней одеждой не. видно. Брюки придется надеть свои, мои тебе будут не впору. Твой пиджак надевать нельзя, его надо будет отдать в чистку, а мой тоже будет слишком велик. Сделаешь так — наденешь мой свитер. У тебя дома есть во что переодеться?

Пока Гамильтон перечислял все, что Рихарду надлежит сделать, он молчал, может быть, потому, что американец произносил все это безоговорочным тоном, точно отдавал приказы. Но теперь, когда он задал прямой вопрос, Рихард, как бы вновь обретя дар речи, протестующе произнес: