Читаем Неоконченный портрет. Нюрнбергские призраки полностью

— Мне надо идти, — стараясь не глядеть в глаза Гамильтона, проговорил Рихард. — Срочно!

— Уйти сейчас? Не поев? Не посидев со мной? — недоуменно и недовольно проговорил Гамильтон. — Да еще срочно?!

И тогда Рихард решился.

— Мистер Гамильтон! Вы ведь наверняка знаете, что произошло в суде. Не говорите мне больше о случайности нашей встречи, я все равно не поверю!

Наступила короткая пауза. Гамильтон сощурил свои почти не мигающие глаза.

— Ну… предположим. И что же из этого следует? — То, что Клаус и другие ребята сейчас меня ждут.

— Ну, и подождут, невелика важность! — пренебрежительно произнес Гамильтон.

— Тогда… тогда разрешите мне хотя бы позвонить ему по телефону.

— Это… можно, — как показалось Рихарду, после некоторого колебания согласился Гамильтон.

Рихард бросился к телефону, но резкий окрик Гамильтона: «Подожди!» остановил его. Рихард замер у стола, уже подняв руку, чтобы снять трубку.

— Подожди, — уже спокойнее повторил Гамильтон, — это служебный телефон. Не надо вести по нему частных разговоров. — Он нагнулся, открыл тумбу стола, выдвинул один из ящиков и вынул из него телефонный аппарат. За ним тянулся, уходя в глубь ящика, шнур.

Гамильтон поставил аппарат на стол.

— Теперь можешь звонить.

Рихард снял трубку, набрал номер телефона Клауса. Стал считать гудки. Первый, второй, третий… Четвертый сигнал оборвался сразу же, и Рихард услышал голос:

— Слушаю!

«Это Клаус, Клаус!» — с радостью и успокоением подумал Рихард.

— Это я! — крикнул он в трубку, из осторожности не называя ни своего имени, ни имени Клауса.

Но тот, видимо, плевал на предосторожности.

— Рихард! Какого черта?! Где ты? Что-то случилось?

— Нет, нет, ничего! — торопливо успокоил его Рихард. — Я просто задержался! Расскажу при встрече.

— Ты что же, думаешь, мы тебя всю ночь будем ждать? — недовольно спросил Клаус.

— Я смогу приехать через час, — ответил Рихард, вопросительно посмотрев на стоящего рядом Гамильтона и, увидев, как тот нахмурился и поднял руку с вытянутыми двумя пальцами, поспешно добавил: — Максимум через два!

— Но где ты торчишь? — продолжал допытываться Клаус. — Твой домашний телефон не отвечает.

— Я не дома, — сказал Рихард.

— Так где же?

— Расскажу потом. Случайно встретил знакомого моего отца.

Рихард произнес эти слова, сознавая, что его объяснение звучало глупо. И, чтобы увести разговор в сторону, спросил:

— Как ребята?

— Пьют пиво и ругают тебя.

— Но я все объясню при встрече…

— Хватит! — вполголоса, но решительно произнес Гамильтон и положил ладонь на рычажки аппарата. Рихард услышал частые гудки.

Он опустил трубку и с упреком спросил Гамильтона:

— Зачем?

— Еще успеешь с ним наговориться, — пробурчал Гамильтон. — Думаю, еда уже на столе. Пойдем!

С этими словами Гамильтон сунул аппарат обратно в ящик, задвинул его, закрыл дверцу тумбы и повернул торчавший в замке ключ.

— А это что за телефон? — с любопытством спросил Рихард-.

— Частная линия. Ею пользуются серьезные бизнесмены, журналисты, ну и так далее. К обычной, городской, иногда может ухитриться подсоединиться конкурент, чтобы урвать передаваемую информацию. В данном случае я имею в виду крупные газеты, агентства новостей. Однако хватит о делах!

Они перешли в гостиную. На покрытом красной скатертью большом круглом столе уже были расставлены приборы, на белой стеклянной подставке лежали нарезанные ломтиками сыр, ветчина, рядом возвышались две запотевшие пивные бутылки.

— Садись! — сказал Гамильтон, отодвигая один из стульев с высокими спинками. — Хочешь выпить? Я имею в виду не пиво.

— Нет, спасибо, — покачал головой Рихард.

— Ну, и я не буду, — сказал, усаживаясь, Гамильтон. И добавил: — Нам предстоит серьезный разговор, мой молодой друг. Его лучше вести на трезвую голову.

Гамильтон произнес эти слова каким-то до сих пор несвойственным ему задушевным и вместе с тем серьезным тоном. Это удивило, точнее, насторожило Рихарда, но он промолчал.

Амальхен принесла сосиски, разложила их по тарелкам, исчезла, снова вернулась с большим фарфоровым кофейником в руках и поставила его в центре стола, рядом с пивными бутылками.

— Что-нибудь еще, господа? — спросила она, складывая на животе руки.

— Нет, — быстро ответил Гамильтон. — Нам надо поговорить. Поэтому посуду уберешь позже.

В ответ раздалось привычное «яволь!», и горничная ушла, плотно притворив за собой дверь.

…Они ели в полном молчании. Рихард не мог понять, почему именно, но он ощущал какое-то безотчетное чувство тревоги. Нет, его уже не волновал Клаус, Рихард знал, что с ним все в порядке, отодвинулись куда-то вдаль, в прошлое, история в суде и стремительный бег по улице… Что же тревожило теперь Рихарда? Может быть, предупреждение о предстоящем «серьезном разговоре»? Что это будет за разговор? Наверное, этот Гамильтон станет читать ему нотации за невыполнение советов, которые он давал Рихарду во время прошлой встречи.

Когда с едой было покончено, Гамильтон предложил Рихарду перейти за другой, маленький стол.

— Значит, ты не прислушался к тому, о чем я тебе говорил? — произнес наконец Гамильтон.

Перейти на страницу:

Все книги серии Александр Чаковский. Собрание сочинений в семи томах

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза