Неоновая библия

Немного погодя машины и грузовики уже перестали подъезжать, а по улицам шло лишь несколько человек. Никогда городок наш раньше я таким людным не видел: столько машин и грузовиков стояло почти на каждой улице – кроме той, что к северу, где богатые живут. Когда б им ни заблагорассудилось, они просто цепь поперек улицы протягивали и никаких машин к себе не впускали. В городке стало так тихо, что на горках у себя мы слышали из шатра, как поют, громко и быстро. Если песню не знать, непонятно, что́ они произносят, но я ее и раньше уже слышал.

Иисус мой спаситель,Поводырь он мой,Иисус мой хранитель,

Он всегда со мной.Я молюсь, Иисус, молюсь, Иисус,молюсь, Иисус, молюсь.О Боже, я молюсь, Иисус, молюсь,Иисус, молюсь, Иисус, молюсь.

Этот последний кусок они повторяли вновь и вновь, и всякий раз быстрее. Песню допели, и снова все стихло, а я посмотрел на дом проповедника. Интересно, как там у него дела, потому что весь городок, похоже, ушел слушать Бобби Ли Тейлора. Столько машин везде стояло, что наверняка нипочем не скажешь. Те, что возле церкви, могли приехать и к нему, и на бдение. Но там стояли в основном грузовики, а я знал, что никто с горок спускаться не станет – и даже из окружного города приезжать, – чтоб только попасть на Библейское собрание.

Тетя Мэй и Мама тихонько беседовали у меня за спиной о работе Тети Мэй на военном заводе. Мама всякие вопросы задавала, а Тетя Мэй отвечала о том, чем занимается, и как она теперь контролер, и как хорошо ей там платят. А Мама ей на это:

– Да что ты? Ну как же чудесно это, Мэй, – и всякое такое говорила. Она Тетей Мэй гордилась, да и сама Тетя Мэй гордилась, думаю.

Потом они заговорили про Папку. Мама сказала, что последнее письмо пришло откуда-то из Италии. Я услышал, как качалка под Тетей Мэй лишь чуть поскрипела, а они обе притихли. Затем Тетя Мэй произнесла:

– Это же там самое пекло, да?

Мама ей не ответила, и Тетя Мэй после этого качалась медленней, чем прежде.

Бобби Ли Тейлор пробыл в городке дней десять, когда Мама решила сходить его послушать. Тетя Мэй сказала, что устала на заводе, поэтому лучше поспит, но Мама боялась спускаться вечером с горки только со мной. Наконец Тетя Мэй сказала, что ладно, она сходит, и после ужина мы пошли.

Уже настал апрель, но дожди пока не начались. Еще дули мартовские ветры, выметали горки и причесывали сосны. Вечер был не погож, потому что весь день в небо нагоняло облаков, а к ночи их не рассеяло. Но на дождь не хватало. Казалось, они никак не могут собраться в одну большую тучу, чтобы что-нибудь смочь.

Люди по-прежнему ходили послушать Бобби Ли Тейлора, и сегодня вечером по Главной улице их шагало довольно много. Мама многих в городке теперь уже не знала, а Тетя Мэй и я были с ними знакомы. Я видел кое-кого из мальчишек и девчонок, которых знал по школе, и здоровался с ними, а люди здоровались с Тетей Мэй и кивали ей. В основном молодые и средних лет, а еще несколько старух с завода, кто работали под ее началом.

Вдоль всей дороги в канавах стояли грузовики, из них выбирались женщины и малышня. К тому времени как мы дошли до конца Главной улицы, мне уже стало хорошо. Я-то сам хотел сходить посмотреть на Бобби Ли Тейлора, только Мама и Тетя Мэй долго тянули, никак не могли решиться. Если не считать кино, это был один из тех немногих разов, когда я вообще куда-то выходил. Видеть столько людей – от этого и Маме, и Тете Мэй тоже стало лучше, и я слышал, как они разговаривают и смеются у меня за спиной. По пути мы много останавливались, потому что Мама давно в городке не бывала, и ей хотелось посмотреть, что показывают в витринах.

Возле шатра люди, сбившись кучками, беседовали, а на школьном дворе мужчина торговал из ларька шипучкой. Те дети, кто весь день просидели в школе, теперь заглядывали в окна. Я было подумал, до чего это глупо, но потом мне и самому стало интересно, как моя комната выглядит вечером, потому я подошел и тоже заглянул: в свете от шатра стояли наши парты, а вся остальная комната смотрелась такой тихой, что класс и представить себе таким не получится. Даже кое-кто из больших мальчишек и девчонок из класса Мистера Фарни заглядывали в окна посмотреть, на что его комната похожа, и говорили друг дружке, что там как будто привидения.

Мы втроем зашли в шатер и уселись спереди. От стульев и опилок пахло, как на лесопилке в окружном городе. На верхушке у каждого столба, что шатер поддерживали, висели сильные фонари, от которых внутри было светло, как днем. Рядах в шести перед нами высился помост. Вдоль одной стороны и на пианино у них размещались большие белые цветы. А перед цветами стояла трибуна вроде той, на какую ораторы кладут свои бумажки, только на ней лежала большая черная книга, надо думать – Библия.