Выступил еще кое-кто, а некоторые выглядели так, словно они просто не знают, что делать на этом помосте. Заплакали малыши, чьи матери туда поднялись, и стали звать их, поэтому Бобби Ли понял, что со свидетельствами пора кончать. Он подал пианистке сигнал и сказал, чтоб мы не забывали о ящике для пожертвований в глубине шатра, который и есть единственная поддержка этого бдения, а он сам назавтра вернется еще с одним посланием, которое никому не захочется пропустить, а если кому-то не удастся застать его завтра вечером, хоть он и надеется, что получится, он пробудет в городке до понедельника.
Пианистка заиграла какую-то быструю песню, и Бобби Ли с людьми на помосте вышел через небольшое отверстие сзади шатра. Пока они скрывались, публика из зала тоже принялась расходиться. Все останавливались и разговаривали друг с дружкой в проходах, поэтому мы с Тетей Мэй и Мамой выбирались оттуда долго. К тому времени как мы вышли наружу, пианистка уже все доиграла, а запевала, тот мужчина средних лет, уносил с помоста белые цветы.
Снаружи оказалось намного прохладнее. Я поглубже вздохнул. По всему школьному двору и на улице люди беседовали и пили шипучку, которую покупали у человека из ларька. Мы пошли было домой, но какая-то женщина, знавшая Тетю Мэй по заводу, остановилась и заговорила с нами. Нам с нею было по пути, по Главной, поэтому она двинулась вместе с нами.
Вдоль всей обочины женщины с детьми садились к себе в машины и грузовики, заводили моторы, и у них загорались фары. Люди шагали по улице и отскакивали с дороги, чтобы грузовики могли проехать. Иногда детвора просто становилась перед грузовиком и расставляла руки, притворяясь, что не пропустят, но когда грузовик к ним подъезжал, они смеялись и убегали. Жалко, что я не из тех детей, кто может ехать в кузове и сидеть, свесив ноги с заднего борта, и чувствовать, как вокруг несется ветер. Так ездить плохо, только если дождь.
Женщина, заговорившая с Тетей Мэй, была из говорливых. Какое-то время она трещала про завод и о том, что никогда она не думала, будто в таком возрасте пойдет работать, да еще и на завод, ведь работа там мужская. Сказала, что сын ее – где-то на острове в Тихом океане, он ей написал и сообщил, как гордится тем, что мать работает на военном заводе. С довольствием от сына и тем, что она сейчас зарабатывает, у нее впервые в жизни столько деньжищ, да только ее беспокоит то, что говорил Бобби Ли. Еще она сказала, что в следующем письме сыну у нее будет что-нибудь про Бобби Ли, он такой чудесный человек, один из Богоизбранных, и ее сыну следует знать то, что он говорил про мальчиков за морем, чтоб не делал никаких ошибок, потому что, как сообщила она Тете Мэй, не желает она никаких внучат-китайчат у себя на коленках нянчить, пока их опасная с виду мать по дому шастает. Она спросила у меня, понравился ли мне Бобби Ли, и я ответил да, по-моему, он неплохой, раз умеет так выступать да еще и так долго, не останавливаясь и ничего не забывая, как случается с нами на уроках. Она ходила на него еще во второй вечер, как он только приехал. Когда евангелисты в городок к нам приезжают, она всегда на них ходит, потому что, сказала она, их много не бывает. Ей хотелось знать, почему никто из нас на помост не поднялся, и Тетя Мэй ей ответила, что мы пока что не решились. Так вы лучше быстрей давайте, сказала та, потому что Бобби Ли тут всего несколько вечеров еще, к Богу лучше в милость попасть, раз везде столько говорят о том, что Гитлер на нас бомбу нашлет.
Мы с нею расстались на каком-то углу ближе к подножьям. Когда она ушла, Тетя Мэй сказала про нее что-то Маме, а я не расслышал. Мы уже полпути по склону к нашему дому прошли, когда в шатре погасли все огни, а последние грузовики заводились, зажигались и укатывались. В следующий раз Бобби Ли я увидел, когда он уже из городка уезжал, а Мисс Мор повела нас на экскурсию его провожать.
Пять
Раз у многих женщин, кто никогда раньше не работал, теперь имелось занятие на военном заводе и они получали деньги от своих мужей на войне, у большинства людей у нас в долине денег теперь стало больше, чем когда бы то ни было. Тратить их особо не на что, потому что всем выдали пайковые книжки почти на всё. В бакалее видишь, как все в свои книжки смотрят, стараются разобраться, какой талон на что. Никому, похоже, вдосталь не хватало, особенно тем, у кого большие семьи. У нас с Тетей Мэй и Мамой совсем не водилось мяса или сливочного масла, или еще чего-нибудь, потому что на них не оставалось талонов.