Неорационализм

Прежде всего, это уже упомянутая гегелевская «свобода как осознанная необходимость». Она есть ние что иное как рассмотренная выше свобода, в случае, есликогда объективация меры ее осуществляется по сознанию (само осознанию, оцен­ке) индивидуума. Заметим, что при такой объективации осознание изменяет не только компоненты меры, связанные с необходимостями-принуждениями, но и компоненты связан­ные с ограничениями на «свободы для». Если к тому же предположить, что принуждения и ограничения совершенно не зависят от нас, скажем «всякая власть от Б-га» и т. п., (что, как я понимаю, и предполагалось Гегелем), то рассмат­риваемая объективация приобретает, если так можно выра­зиться, дополнительную объективность. Я имею в виду, что осознавать по-прежнему будет каждый индивидуально, однако объектом осознания будет некая абсолютно объективная необ­ходимость, независящая не только от того, в какой степени она осознается каждым индивидуумом, но и от деятельности людей. А если так, то становится неважным, каковы дей­ствительные размеры необходимости или принуждения (раз уж мы не в состоянии их изменить), а важно только наше отношение к ним, т. е. осознание необходимости. Все дело только в том, что даже е^сли и существуют такие абсолютные необходимости и ограничения, то нельзя все же не признать, что огромное количество и тех и других, причем весьма су­щественных для человека и общества, ни в коей мере аб­солютными не являются. Обильные революции и смены об­щественных строев, произошедшие после Гегеля, лучше все­го иллюстрируют этот факт. Целый ряд принуждений и ограничений, имевших место во фридриховской Германии во времена Гегеля, отпали в демократических государствах в результате человеческой деятельности. (Другое дело, что по­явились другие ограничения). Более того, в демократическом обществе мы вынуждены постоянно решать, какие свободы мы разрешаем, а какие ограничиваем, и в какой мере. Если мы, скажем, изменяем срок наказания за определенный вид ограбления с трех до пяти лет, то тем самым мы изменяем ограниченияе на свободу совершать данного вида ограбления. Подобного рода изменения есть ежедневная, нормальная за­конодательная деятельность в каждом государстве.

Таким образом, ограничения и принуждения не обладают вышерассмотренной абсолютностью и, следовательно, геге­левская «свобода как осознанная необходимость», имеет смысл только как само осознание индивидуумом своей сво­боды, каковое определение не может быть приемлемо для решения всех проблем, связанных со свободой и, прежде всего, проблем выбора или сравнения того или иного ус­тройства общества по критерию «свобода».

Юридическое определение свободы. Это определение, при­нимающее во внимание лишь ограничение свободы законом и отвлекающееся от всех прочих. Определение вполне умест­ное для решения каких-то общественных проблем, прежде всего юридического толка. Но не вызывает сомнения, что это определение далеко не универсально, что есть свободы и ограничения пна них нею юридической природы, что одни и те же свободы могут ограничиваться как юридически, так и не юридически, и что не обязательно юридическое ограниче­ние более сильно, чем не юридическое. Нет законов, которые нельзя было бы преодолеть или же обойти (более того, есть мнение, что они только для этого и существуют). Есть за­коны, которые практически не действуют. С другой стороны, мы знаем, насколько велика сила ограничения общественным мнением, принятостью, стереотипом и т. п.