Вернувшись в Россию после Февральской революции, Савинков принимал активное участие в политической жизни. Временное правительство назначило его комиссаром при командующем Юго-Западным фронтом Корнилове, а затем и военным министром в кабинете Керенского...
Выходец из мелкобуржуазной среды, террорист-одиночка, Савинков никогда не был связан с народными массами, не знал и не понимал их нужд. Он враждебно воспринял победу Великой Октябрьской социалистической революции и совершил ряд тягчайших преступлений против государства рабочих и крестьян.
Судебный процесс над Савинковым явился крупным политическим событием. И не только потому, что на скамье подсудимых сидел матерый враг Советской власти. Одновременно это был суд истории над белогвардейщиной в лице царских генералов Краснова, Корнилова, Деникина, Колчака и других, над правителями буржуазных государств — Черчиллем, Ллойд Джорджем, Пуанкаре, Муссолини, Пилсудским. Это был также суд истории над идейно обанкротившимися партиями меньшевиков и эсеров, над «демократами» типа Керенского, Чернова и других.
Процесс проходил в накаленной атмосфере. Нагнетая обстановку, буржуазная пресса, не считаясь с фактами, кричала о том, что суд над Савинковым не более как спектакль, а сам подсудимый — слепое орудие коммунистической пропаганды. Прежние друзья и союзники Савинкова обливали грязью своего бывшего кумира, сравнивали его с Иудой, грозили расправой... Потребовались энергичные меры по охране процесса, чтобы исключить возможность провокаций.
Георгий Гаврилович Кушнирюк, входивший в состав суда над Савинковым, вспоминает:
«Первоначально предполагалось во избежание провокаций провести судебный процесс при закрытых дверях. Все, что было связано с делом Савинкова, держалось в строгой тайне. Члены Верховного Суда, не имевшие отношения к этому делу, ничего не должны были знать о нем. Вспоминаю, как заместитель председателя Верхсуда Васильев-Южин упрекал меня за то, что я не сказал ему ничего о деле Савинкова, когда оно находилось у меня и я его изучал.
Однако закрытый процесс не смог бы достичь целей, которые перед ним ставились. Весь мир должен был убедиться, что процесс не инсценирован, Савинков — настоящий, а его разоблачительные показания — не выдумка пропаганды. В связи с этим было решено дело Савинкова рассматривать публично, приняв дополнительные меры к охране процесса...»
В материалах дела сохранился рапорт коменданта суда, в котором, в частности, говорится, что «секретная охрана процесса, состоявшая из 21 сотрудника, с честью справилась с возложенными на нее трудными и ответственными обязанностями...».
В августе 1924 года внимание общественности привлекло появившееся в советских газетах правительственное сообщение. В нем говорилось:
«В двадцатых числах августа с. г. на территории Советской России ОГПУ был задержан гражданин Савинков Борис Викторович, один из самых непримиримых и активных врагов Рабоче-Крестьянской России (Савинков задержан с фальшивым паспортом на имя В. И. Степанова)».
Савинков пояснил на следствии, что в Советский Союз он прибыл для того, «чтобы узнать правду о России». Оставим это утверждение на его совести.
Бесспорно одно: советскую границу Савинков перешел нелегально, ночью, с фальшивым паспортом, с намерением встретиться с руководителями якобы существующих в СССР контрреволюционных организаций. Вместе с Савинковым нелегально перешли границу А. А. Дикгоф-Деренталь — «мой министр иностранных дел», как его называл Савинков, и жена Дикгоф-Деренталя Любовь Ефимовна — личный секретарь Савинкова.
На следующий день после перехода границы, 16 августа 1924 года, в Минске все трое были арестованы работниками ОГПУ.