Неожиданные люди

— Как можешь ты так говорить? — глотая слезы и комкая в руках платок, спрашивала Таня. — Разве ты не видишь, не чувствуешь, как я люблю тебя?.. Ты — моя первая и навсегда единственная любовь, понимаешь ты это?.. Мысль о том, что я… я могу лишиться тебя, приводит меня в ужас, потому что ты — смысл моей жизни. Я… я не могу без тебя. — И она зарыдала.

И, тронутый такой бескорыстной преданностью Тани, польщенный Леня Маркин начал утешать ее:

— Ну, успокойся, успокойся. Я ведь ничего обидного не сказал тебе… Конечно, мы будем вместе. Но сперва мне нужно утрясти свои семейные дела. Развод — не такое простое дело, тем более что у меня — взрослый сын. Но я постараюсь… Рано или поздно я добьюсь развода. А пока нам придется встречаться украдкой. Ты ведь сможешь наезжать, хотя бы изредка, в Москву?.. Ну, и чудесно. А я возьму командировку и приеду к тебе… Мы обязательно будем вместе. Ну, иди ко мне, моя хорошая…

И, заключенная в жизнерадостные объятия Лени Маркина, доверчивая женщина нашла блаженное успокоение на его широкой груди…

Леня, у которого кончался отпуск, уезжал на два дня раньше, и, прощаясь с ним у турникета, Таня не замечая скопления чужих людей, бросилась к нему на шею и осыпала дорогое для нес лицо жадными, порывистыми поцелуями. А когда он пошел и, оглянувшись из толпы, с улыбкой помахал ей рукой, она, одновременно плача и смеясь, крикнула на весь аэропорт: «Милый, я люблю тебя!» — чем доставила невыразимое удовольствие Маркину, гордому от сознания, что окружающие видели и слышали, как он любим красивой, элегантной женщиной.

Весь аэропуть до Москвы он пребывал в отличнейшем настроении, и порой, когда он мысленно возвращался к упоительным часам интимных встреч с красивой Таней, счастливая улыбка мелькала на его больших, добродушных губах.

…Но вот он возвратился в НИИ. Бодрый, цветущий здоровьем, с красивым золотистым загаром на полном лице и веснушчатых руках, он вошел в лабораторию и словно внес с собою запах моря, солнца и веселое приволье курорта. И коллеги, даже те из них, кто в недавнее время имел обиду на него, встретили Маркина с таким радушием, с каким встречают родного человека после долгой разлуки, — да и то сказать: можно ли долго обижаться на такого простодушного парня?..

Бросив три-четыре беглых вопроса о делах и убедившись, что в его отсутствие не случилось никаких ЧП, Леня Маркин ударился в воспоминания о днях, проведенных в Коктебеле, с упоением доказывая преимущества и прелесть поездки на юг одному, без жены… Чуть позднее, оставшись в окружении мужской компании, Леня Маркин прозрачно намекнул, что интересы, пищу для которых он нашел на коктебельском побережье, носили не только эстетический и платонический характер, и, многозначительно улыбнувшись, стал вдохновенно пропагандировать взгляд знакомого философа-эссеиста о том, сколь необходимо и полезно научному сотруднику для стимулирования творческой его активности иметь молодую любовницу… И уж вовсе узкому кругу — близким друзьям — поведал наш герой о романе своем, присовокупив при этом столь фривольные подробности, что услышь его в эту минуту Таня — от любви ее не осталось бы и следа. Но ведь Маркин рассказывал об этом самым-самым близким друзьям, а Тани рядом не было…

Независимость, которую вкушал Леня Маркин, отдыхая в Коктебеле, настолько пришлась ему по душе, что, возвращаясь домой и не чувствуя к жене ни грамма прежней любви, он решил в отношениях с ней сохранить статус-кво. В день приезда, когда к нему на шею радостно бросился сын, скучавший без папы, Леня Маркин, приласкав его и одарив коллекцией разноцветных камушков, мог бы с тем же светлым чувством подойти к жене, вышедшей из кухни, — и примирение бы состоялось, — но он лишь сказал: «Здравствуй» — и прошел в свою комнату, холодно храня молчание. Справедливости ради следует сказать, что и Нина, из гордости, ей присущей, не очень-то стремилась к примирению. Защитив диссертацию, она была теперь доцентом и, в пику мужу, хотела доказать, что она преотлично может прожить и без него, — вот почему пристань супружеской жизни Маркиных стала трещать по всем швам, что было как нельзя более кстати для Маркина, ибо он имел полнейшее моральное право располагать собой по собственному усмотрению. Он участил свои поездки на теннисный корт, что дало ему возможность расширить круг своих знакомств среди таких же, как и он, веселых, независимых людей; все свободное время он проводил теперь с новыми друзьями: на корте, танцах, эстрадных вечерах, изредка — в ресторанах, но чаще — на чьей-нибудь квартире или холостяцкой даче, — и как же это было здорово, вернувшись за полночь домой, а иногда заночевав в веселой компании, ни перед кем не держать ответа.