Неожиданный визит

С а б и н а (пытаясь перекрыть нарастающий шум в зале). Дорогие коллеги! Я прошу тишины! Мы ведь должны совместно выработать… Уважаемые коллеги… пожалуйста… Объявляется перерыв на двадцать минут!

Шум в зале.

Шаги по ночной улице.

С а б и н а. Хорошо на свежем воздухе, правда?

Й о н а с. Не знаю.

С а б и н а. Вечер очень теплый.

Й о н а с. Зачем вы говорите всякую ерунду про свежий воздух, хороший вечер? Я ведь сорвал вашу встречу бородатых обывателей, занимающихся стихоплетством. И ни к чему ваши дипломатические ухищрения не привели; явные дыры залатали, но нитки-то торчат. Все и разбежались. Зря вы только добивались, чтобы меня на эту встречу пригласили.

С а б и н а. Нет, не зря. Вы пишете хорошие стихи.

Й о н а с. Конечно, теперь вы станете отчаянно доказывать, что были правы. Разумеется, я пишу хорошие стихи. Не просто хорошие — выдающиеся. Но ведь для того, чтобы это выяснить, не обязательно участвовать в поэтическом семинаре. Я предупреждал вас, что всех там разнесу, разве нет?

С а б и н а. О да.

Й о н а с. Скажите, а вы можете хоть раз разозлиться? Накричать на меня, сказать, что ошиблись во мне?

С а б и н а. А вам бы этого хотелось?

Й о н а с. Да! А то вы все с вашим проклятым всепрощением и пониманием… И только для того, чтобы вызывать во мне чувство вины.

С а б и н а. Что ж, могу признаться, для меня все обернулось скверно, но я надеюсь, что ты мне это компенсируешь.

Й о н а с. Черта с два. Своими стишками, что ли? Перевязать ленточкой и преподнести вам целую дюжину, а?

С а б и н а. С тех пор как вы живете у меня, Йонас Александр Дорт, вы написали шесть стихотворений, по одному в неделю.

Й о н а с. Что, слишком мало? Извините, не знал размеров квартплаты.

С а б и н а. Ты получаешь стипендию…

Й о н а с. Наконец-то. Я этого ждал. Так знайте, что я расцениваю все ваши благодеяния как жалкий минимум того, что можно было для меня сделать. И я вовсе не обязан за всякую малость, выдаваемую мне обществом, расплачиваться листком бумаги, на который я выплюнул очередное стихотворение. Пока никто еще не заслужил моей благодарности. Меня тошнит от всего: от этой вылизанной квартиры, где изо всех сил стараются меня не потревожить, от обедов и ужинов на белой скатерти… Нет, запихните меня обратно в грязь, и все пойдет хорошо. Но дайте мне хоть немного уюта и благополучия, и я стану кричать «еще, еще», как разбойник, которому отдают лишь половину мешка с золотыми монетами, а он, чтобы получить все, убивает владельца.

С к е п т и ч е с к и й м у ж с к о й  г о л о с. Видите, чего вы добились? Протяните этому гению палец, и он уже норовит отхватить всю руку, да еще с бриллиантовым кольцом в придачу. К чему же все это приводит? К апатии, нежеланию писать, к совершенно необоснованным претензиям. Ведь вы же сами уверяете, что истинный талант пробьется несмотря ни на что. Ставьте чистый опыт, и я буду первый, кто снимет шляпу перед таким самородком.

В з в о л н о в а н н ы й  ж е н с к и й  г о л о с. Думаете, ваша позиция оригинальна? Об этом еще Мюрже писал в своей книге про парижскую богему, когда бывшие бунтари от искусства, сытые, благополучные, признанные, сидят в мягких тапочках у теплых каминов и сами теперь уже качают головами по поводу этого невозможного молодого поколения, которое они совершенно не понимают.

С к е п т и ч е с к и й м у ж с к о й  г о л о с (смеясь). Дорогая моя! Неужели вы не видите, что ваш замечательный пример подтверждает мою правоту?

Ночь, шаги.

С а б и н а. Что же тебе надо, чтобы ты мог писать?

Й о н а с. Ничего не надо. Просто мне плохо здесь, и все.

С а б и н а. Может быть, освободить тебе гостиную? Тебе ведь так нравился эркер и вид из окна.

Й о н а с. Если ты так хочешь. Но я ничего не прошу.

С а б и н а. Поцелуй меня.

Й о н а с. Вы знаете мое отношение к эротике.

С а б и н а. Да, это форма закрепощения личности. Может, мне, как прилежной ученице, заодно повторить и то, что ты говоришь о любви: абсолютно асоциальная форма существования, которая не поддается никакому упорядочиванию, можно лишь выплеснуть ее из себя. Но ведь именно асоциальная форма существования и должна была бы тебя привлекать!

Й о н а с. Ошибаетесь. Дети, выросшие в интернатах, самые социализированные существа на свете, моя дорогая. Только не плачьте, ради бога, если не хотите, чтобы я удрал.

Шум приближающихся мотоциклов.

А д а. Когда она явилась ко мне с чемоданом и попросила разрешения пожить неделю-другую, я была просто ошеломлена. Я знать не хотела о том, что за сцены там у них разыгрывались, правда, не хотела. Все ее объяснения были просто смехотворны.

С п о к о й н ы й  м у ж с к о й  г о л о с. Что же она говорила?

А д а. Ну, например, что этот Йонас Дорт нуждается в абсолютном покое, иначе он не может работать в новой обстановке. Кстати, эта новая обстановка была ее собственная квартира и он находился в ней уже довольно долгое время. Наконец, я не выдержала и спросила ее, почему она попросту не выставит его за дверь.