Непереводимая игра слов

Злость в нем есть. То есть назвать Кантора злым затруднительно. Но эпитет «добрый» к нему не клеится, потому что стихийная, природная доброта подразумевает мягкость и известное всеприятие, а уж это совершенно не про него. В нем за крепко усвоенным кодексом правильного поведения и впрямь ощущается бойцовая интеллектуальная злость. И как в его густонаселенной живописи из-под мужских и женских лиц вечно проступает абрис черепа, так и Кантор-писатель склонен высвечивать скелеты в чужих шкафах на манер аэропортовского рентгена.

Я уверен, что он лукавит, когда говорит, что не понимает, почему несть числа обиженным на его «Учебник». Я думаю, он отлично понимает, кого обидел и насколько. Я думаю, это входило в его планы.

Я думаю, ценная возможность не бояться обижать, задевая чужие самомнения и интересы, – еще одна, не главная, но вполне осознанная цель упрямого и тщательного выстраивания его островной независимости.

Стол, за которым он пишет, расположен по законам мафиозного фэн-шуй – спиной к стене, чтобы видеть и дверь, и окна.

Я иду вдоль длинной и низкой книжной полки. Лорд Литтон. Альбом Дали. «Маятник Фуко» Умберто Эко. Честертон. Акунин. «Улисс» Джойса. Эдгар По. Энциклопедия вин Бордо, такой убить можно. «Ницше и пустота» Хайдеггера. Шекспир. «История польского народа». «Три мушкетера» с иллюстрациями Адольфа Борна, не путать со спецагентом Джейсоном. Hitler. «Тайна соборов» Фулканелли. «Вторая мировая война» Лиддел Гарта. «Англо-бурская война» Конан Дойля. The Third Reich. «Камасутра» в шуточной версии Дюбуа.

Спрашиваю Кантора, сколько он обычно пишет в день. Он называет количество страниц. Я перевожу в тысячи знаков. Десять-пятнадцать; очень много для качественной прозы. Поверх книжной полки, прислоненная к стене, стоит новая картина Кантора. Если она упадет, то убьет наверняка, не надо и стараться. В ней не меньше восьми квадратных метров. На ней изображена близлежащая бухта в отлив. Дальняя маковка маяка. Радикальная зелень и синь. Параллельные устричные грядки. Не хватает только туристов, бродящих по грядкам с пластиковыми пакетами в поисках дармовых устриц.

Всего у него примерно две тысячи картин. Это только то, что на холсте и маслом. Офорты и рисунки не в счет.

Дохожу до двери и выхожу на веранду. За забором, привалившись к крохотному экскаватору, прямо на песке сидит французский пролетарий. Сейчас полвторого. У французского пролетария обеденный перерыв, он курит и считает ворон. В 16:00 его рабочий день закончится. Он отщелкивает окурок. Экскаватор за его спиной – японский, на борту иероглифы, продублированные латиницей с невозможным ни в одном европейском языке количеством шипящих.

Да и сам французский пролетарий, конечно же, португалец.

Прав был модный сочинитель, в чьей модной антиутопии палач, списанный с модного издателя, наставляет наказуемого, списанного с модного критика: изящная словесность, мол, это тебе не мотоцикл.

Учтем – но попробуем представить, что изящная словесность, например, автомобиль. Тогда современная русская литература глядится подобием трассы М10, в девичестве Е95.

Трасса, прямо скажем, не американский хайвей и не германский автобан, но ничего, ездить можно. Тарахтят, сверкая стикерами «Спецназ не сдается» и «Твой сосед Вася в мире меча и магии», жанровые повозки отечественного производства: дизайн содран с забугорных хитов позапрошлого сезона, механика херовая, зато дешево и сердито. Катят прилизанные евромыльницы книжного мидл-класса, глядите вот – такие же точно «фольксвагены» и «опели», как двумя тыщами километров западнее. Иногда, урча, прошествует Большой Русский Роман, то один в один твой «бентли», то ностальгическая черная «Волга» в рабочем состоянии. Иногда прогремит Rammstein’ом из колонок «лексус», расписанный fuck’ами: это топ-менеджер путинского призыва, заеденный офисным гнусом до полного озверения, подался в антигламурщики и нонконформисты, воевать с overconsumption’ом в нищей на восемь десятых стране. Промчится, гордо топыря губу, городской пижон на «феррари» – и плевать, что его болид еще уместно смотрится в окрестностях Симачев-бара, но не слишком – на траверзе поселка Черные Грязи. Редко-редко проедет концепт-кар ручной сборки, штучная штука, досадно непереводимая на иноземные дорожные покрытия. Вырулит с перпендикулярной грунтовки амбициозный провинциальный «КамАЗ» – дыхнет соляровой сивухой; велик шанс год спустя узреть его уже со столичными номерами. Периодически какой-то Проханов грозится вывести на трассу танки, и да, выводит, только танки всё больше надувные.

Нормально, в общем, всё как у людей.

И тут на М10 вылезает шагающий экскаватор.

Хороший ли автомобиль шагающий экскаватор?