К концу совещания даже самые закоренелые скептики были убеждены. Величковский не просто решил проблему — он открыл новое направление в металлургии специальных сталей.
Когда все начали расходиться, я заметил, как Штром почтительно пожимает руку профессору, а Сорокин смотрит на старого ученого с нескрываемым обожанием.
В кабинете остался легкий аромат дорогого табака и чувство свершившегося чуда. На столе лежали графики и диаграммы, свидетельства маленькой революции в металлургии, которая началась в заводской лаборатории благодаря моей маленькой манипуляции и большому таланту старого профессора.
Научная загадка решена. Это только начало. С таким союзником, как Величковский, можно замахнуться на гораздо более серьезные проекты.
Вечером, когда все разошлись, Величковский задержался в моем кабинете:
— Знаете, Леонид Иванович, — он протирал пенсне любимым батистовым платком, — весьма остроумную комбинацию вы разыграли с этим… гм… случайным выходом из строя спектрографа в академии.
Я замер на месте с бокалом в руке. Профессор хитро прищурился:
— О, не беспокойтесь. Я оценил элегантность решения. К тому же, — он обвел взглядом кабинет, — здесь действительно куда больше возможностей для настоящей работы. В академии я бы еще год возился с бюрократией, выбивая оборудование. А тут… — он сделал паузу. — Признаться, соскучился по живому делу. В Швеции тоже все больше теория была.
— Вы не сердитесь? — осторожно спросил я.
— За что? — искренне удивился Величковский. — За то, что дали возможность заниматься настоящей наукой? Создали условия для работы? Нет, голубчик, я слишком стар для обид. К тому же, — он лукаво подмигнул, — приятно иметь дело с человеком, умеющим мыслить стратегически.
Он поднялся, одернул неизменный сюртук:
— Кстати, я тут набросал программу дальнейших исследований. Если вас интересует… У меня есть любопытные идеи по поводу новых марок стали.
На стол легла аккуратно исписанная тетрадь в сафьяновом переплете.
Старый профессор, сам того не подозревая, только что стал ключевой фигурой в моих планах технологического прорыва.
— А насчет манипуляции… — Величковский уже стоял в дверях. — Знаете, в науке тоже нужно уметь создавать правильные условия для реакции. Вы это прекрасно продемонстрировали.
Он усмехнулся и вышел, оставив меня наедине с чувством легкого смущения и растущего уважения к этому удивительному человеку.
Глава 13
Запуск
Морозное утро четвертого декабря выдалось необычайно тихим. В пять часов, когда я подъехал к заводским воротам, над корпусами еще висела предрассветная мгла. Из труб мартеновского цеха поднимались столбы дыма, подсвеченные заревом плавки в старых печах.
Степан лихо развернул «Мерседес» у парадного входа заводоуправления, построенного еще отцом из знаменитого якунчиковского кирпича. На ступенях уже ждал Сорокин, как всегда взъерошенный, в потертой кожанке. Его очки в простой стальной оправе запотели от мороза.
— Все готово, Леонид Иванович, — он протянул мне папку с последними расчетами. — Величковский и Штром уже в цехе, проверяют контрольно-измерительную аппаратуру.
В мартеновском было непривычно тихо. Обычный грохот производства еще не начался.
Мы специально освободили пролет для пробного запуска. Только гудели мощные вентиляторы «Сименс-Шуккерт», нагнетая воздух в регенеративные камеры.
У пульта управления, сверкающего новенькими приборами «Гартман-Браун», склонились две фигуры. Величковский, подтянутый и собранный, в безупречном сюртуке и с неизменным золотым пенсне на черной ленте, что-то объяснял хмурому Штрому. Тот недоверчиво качал головой, то и дело сверяясь с толстым техническим справочником в потертом кожаном переплете.
— А термопары точно выдержат такую нагрузку? — донесся его скептический голос. — По немецким стандартам…
— Дорогой коллега, — в голосе Величковского зазвучали знакомые профессорские нотки, — наш сплав с добавками ванадия показал превосходные результаты при испытаниях. Вот, взгляните на диаграммы…
Лебедев, грузный начальник цеха, переминался у края площадки, нервно теребя золотую цепочку от часов. Рядом застыли двое опытных сталеваров в брезентовых робах и асбестовых рукавицах.
— Начинаем, — я взглянул на часы. — Сорокин, доложите готовность систем.
Молодой инженер торопливо развернул схему:
— Регенеративная система прогрета до рабочей температуры. Давление воздуха стабильное. Приборы откалиброваны. Первая загрузка подготовлена. Пятнадцать тонн специально подобранного лома.
В этот момент где-то наверху, на площадке управления сводом печи, что-то негромко звякнуло. Штром вздрогнул:
— Что это?
— Температурная деформация, — спокойно пояснил Величковский. — Вполне ожидаемое явление при прогреве. Наша новая арматура рассчитана с учетом этого эффекта.
Я поднялся на площадку управления. Отсюда была видна вся печь, массивная конструкция из огнеупорного кирпича, опоясанная сложной системой трубопроводов. Через смотровые окна пробивалось багровое сияние разогретой футеровки.
— Температура в регенераторах? — спросил я у Сорокина.